Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
1707 год, июнь, 29. Москва — Киев
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Хотя нет, это из другой истории. Впрочем, Москву действительно накрыла ночная мгла. И даже тучи затянули. Крепко так. А потом вообще началась гроза…
Стук в дверь.
Тишина.
Ну как? Дождь льет как из ведра. Изредка громыхает гром. А в остальном тихо.
Снова стук в дверь. Настойчивый. Громкий.
— Иди, глянь, кого там черти принесли, — буркнул хозяин дома на голландском языке.
Слуга кивнул.
И накинув на плечи шерстяной плед, отправился к двери.
Новый стук. Мощный. Аж дверь зашаталась.
— Иду, иду! — крикнул слуга.
Приоткрыл дверь. И попытался вглядеться, прищурившись. С относительно освещенного помещения в этой темноте была видна лишь смутная тень человека.
В этот момент где-то невдалеке ударила молния, осветившая на несколько мгновений лейб-кирасира в полном боевом облачении.
Слуга икнул.
Попытался захлопнуть дверь.
Но гость шагнул вперед. Из-за чего створка ударила по железу. И почти сразу же распахнулась настежь, оттолкнув слугу назад.
Лейб-кирасир проник внутрь здания.
Следом еще один.
И еще.
Еще.
Всего через четверть минуты внутрь здания «втянулось» десятка два эти бойцов. Быстро продвигаясь вперед и беря под свой контроль все пространство. Комнату за комнатой.
— Как это понимать⁈ — выкрикнул хозяин особняка.
Раздраженно и испуганно. Отступив к окну.
— Что вы себе позволяете⁈
Но лейб-кирасиры действовали молча и дебаты не вступали. Они быстро сблизились и скрутили хозяина.
Первый подошел дозированно толкнул.
Приложив затылком о стенку. Нежно, но достаточно больно.
И сразу же дернул на себя, дабы тот потеряв равновесие и взмахнул руками.
Перехватил за руку, довольно жестко заведя ее бедолаге за спину.
Развернул.
Плюхнул мордой лица на стол.
И захватив вторую руку, вывернул ее также. Превратив в подобие странной птички, сложившей крылья за спиной. После чего второй боец достал наручники и замкнул их на запястьях этого человека.
Такой нехитрый предмет как наручники по заказу царевича уже изготавливали. Малой серией. Практически штучно. Но много и не требовалось.
Раз.
И готово.
После чего задержанного довольно жестко усадили на стул.
— Сколько человек в доме? — спросил мужчина в обычном мундире, вошедший в помещение следом за лейб-кирасирами.
— Кто вы? Что происходит?
Вопрошающий скосился на лейб-кирасира и тот ударил задержанного. Быстро, без замаха, но довольно больно. Отчего тот охнул и скривился.
— Сколько человек в доме? — повторил тот свой вопрос.
— Я и четверо слуг. Двое тут, двое на втором этаже.
Этот мужчина в мундире повернулся в сторону лестницы. Там, у ее основания уже сидело двое слуг, скрученных лейб-кирасирами. На верху шла какая-то возня.
Минута ожидания.
И по лестнице стащили троих.
— Ты соврал? Это глупо. — тихо констатировал мужчина в мундире. — Кто шестой?
— Я не знал, что он остался.
— Кто он?
— Еще один слуга. Выполнял мелкие поручения.
— Пакуйте их и вывозите. — кивнул «мундир». — А ты сейчас нам покажешь тайник с документами.
— Что? Какие документы⁈
— Андрей, — произнес старший.
Приблизился еще один мужчина в мундире из темноты с кофром в одной руке и большими кусачками — в другой. Лязгнул ими разок. И кровожадно улыбнувшись прокомментировал:
— За каждый неправильный ответ я буду откусывать у тебя фалангу пальцев. Всего у тебя четыре конечности с дюжиной фаланг. Так что — двенадцать раз можешь соврать или сглупить.
— А потом? — нервно поинтересовался хозяин дома.
— Потом мы перейдем к более интересным методам. В принципе — товарный вид в твоем случае сохранять не обязательно.
— А если будешь сотрудничать, — добавил старший «мундир», — еще поживешь. Поживешь подольше — увидишь побольше.
Помолчали, играя в гляделки.
Недолго. Секунд двадцать.
— Повторяю вопрос. Где тайник с документами?
Тишина.
— Командир, он видимо не верит. — усмехнулся Андрей.
— Откуси ему фалангу с левого мизинца.
— Вот это дело! — расплылся в кровожадной улыбке лейб-кирасир. — Сейчас только, подготовлюсь, чтобы все тут кровью не залило.
Поставил на стол кофр.
Открыл его.
Достал бензиновую горелку. Чуть подкрутил там что-то. Зажег от свечи. Положил на специальный держатель небольшой инструмент для прижигания ран.
— И кляп достань, — а то всю округ своим криком взбаламутит добавил «мундир».
Хозяин дома уставился на огонь бензиновой горелки. Да так и промолчал, имитируя кролика перед удавом, пока «железяка» грелась. Наконец, инструмент для прижигания стал темно-красным, и Андрей произнес, беря в руки кляп:
— Ну что болезный? Начали? Разевай пасть.
— На втором этаже?
— Что на втором этаже?
— Тайник.
— Ну пойдем, покажешь…
Покушения на Алексея очень сильно напрягли российскую аристократию. Они хорошо запомнили и оценили эпидемию олигофрении. Совершенно не желая ее повторения. Что, на контрасте с растущими выгодами, вынуждала аристократию носом рыть в поисках тех, кто покушался на царевича.
О том, что дело сделано они не знали. Об этом ведь не распространялись. Да, Миледи с Герасимом поступили опрометчиво, разом взяв всех ключевых игроков французской сети в Москве. Но они это сделали быстро и в общем-то профессионально. Из-за чего люди просто исчезли. Куда? Как? Зачем? Почему? Никто так и не понял. Да и мало кто знал, чем они занимались, так как вербовкой аристократии они не занимались. Просто собирали сведения. Тихой сапой. Ну и помогали «учителю музыки», решить вопрос с царевичем.
Так или иначе природу их исчезновения правильно, хоть и не сразу, поняли только французы да иезуиты. Да и то — не сразу. Слишком все выглядело странно и несуразно. Для остальных же ничего толком и не случилось. Поэтому аристократы продолжили искать этих злодеев, ну и постукивать друг на друга. Чисто для того, чтобы проявить лояльность от греха подальше.
Заодно сводя старые счеты.
Понятно, без покаяний не обходилось. Иначе бы все выглядело слишком глупо и не натурально. А так — выбирали дело, в котором «стучащий» был опосредовано задействован. И сильно не напроказничал. Каялись, ссылаясь на то, что их, дескать, «бес попутал». Ну и вываливали целую кипу всяких гадостей про конкурента.
Алексей Петрович от такого подхода только умилялся. Собирая материалы и формируя перекрестные досье. Быстро, просто и без особых усилий. Буквально за полгода узнав едва ли не больше о всяких делишках отдельных родов, чем за предыдущие годы.
Но главное и самое ценное заключалось в другом.
А именно в иностранной агентуре, которая сразу всплыла и вскрылась. Практически вся. Во всяком случае ключевые ее игроки.
И вот — в один прекрасный день, а точнее ночь, было принято решение — брать.
Не всех.
Нет.
Только самых интересных персонажей.
Тихо.
Аккуратно.
Как и французов.
А все потому, что где-то пошла утечка и эти агентурные сети заволновались. Начались первые бегства. Некоторые даже успешно. Так что — толку в дальнейшей игре просто не оставалось.
Вот и поехали.
И взяли.
И документы пошли полноводной рекой. Да такие, что Ромодановский, вовлеченный в эту операцию, чуть ли не по потолку бегал, от переполняемых чувств.
Например, выяснилось, что Федор Алексеевич, старший брат государя, все ж таки был отравлен. Во всяком случае отрывочные сведения об этом проскакивали во взятых документов. Но мутно. Без какой-либо ясности и точности.
Да и вообще — дела в Москве творились дивные.
За спиной у правящего дома.
Например, вскрылось участие англичан в подготовке бунта 1698 года из торговой компании, стремясь вернуть свои старые позиции при дворе. В то время как голландцы этому пытались воспрепятствовать, так как и так имели сильное влиянии на царя. И это несмотря на то, что в эти годы и англичанами, и голландцами правил один монарх…
А Лефорт то, Лефорт…
Федор Юрьевич даже напился с горя, получив в руки документы, доказывающие тот факт, что этот человек был агентом влияния при Петре. Который продвигал голландские интересы, нередко в ущерб царю и России. И получал за это немалые проценты. Да и вообще — в доброй половине его «добрых намерений» оказалось двойное дно. В остальной — тройное. Потому что он и на англичан работал, выступая эпизодически как двойной агент.
Да и на прочих нашли немало. Даже на Меншикова и самого Ромодановского. От чего последний едва не преставился с сердечным приступом…
Утро 30 июня 1707 года для Москвы выдалось особым.
Простые обыватели заметили только