чтобы матушка ею гордилась, а значит и сумму надо было найти соответствующую материнской губе. Яна была слаба от домашней жизни и красива. Первое не позволило заполучить ей серьёзную работу. В ней видели комнатное растения, а не рабочую женщину. Второе навело на ненужных людей. Будь она страшнее, всё было бы по-другому? Отец не стал бы ограждать её от внешнего мира?

— Есть у меня для тебя одна работёнка, — сказал пухлый мужчина с блестящими от жира губами, — платят хорошо, но не для слабых, потянешь?

Уже потом Яна поняла, что мужчина специально употребил слово «слабая», тем самым бросая вызов. Другие же это слово не употребляли, они говорили глазами, а им сложно бросить вызов.

— Потяну.

Мужчина отвёл её в бордель и показал во всей красе, чем она будет заниматься. Ей понравилось, что он говорил с ней как со взрослой женщиной. Никто с ней так никогда не обращался. Ей понравилось желание, которое она вызывает у мужчин своим телом. Она тогда ещё не умела читать и поэтому не знала о существовании принцев на белом коне, которых нужно дожидаться. И всё же, ответила отказом. Мужчина кивнул, не снимая улыбки с лица и жира с губ. Проводил к выходу, закрыв за ней дверь.

Яна осталась одна, на улице. В животе урчало и ей предстояло прожить первую ночь.

— Никому ты не нужна, — сказал ей бездомный у костра, — была б ты хоть с каким-то приданным, можно было выдать замуж, тут бы красота твоя пригодилась. А так вряд ли. Красивая женщина без приданного, как пчела без цветка для опыления.

— Вы красиво говорите для бездомного, — Яна вытянула руки над костром, её пальцы обдало жаром.

— Я не всегда был бездомным дорогуша.

— Мне предложили работу в борделе.

Бездомный ещё раз осмотрел Яну.

— Женщины там хорошие, без синяков, с красными щеками, пышные, в достатке. В других городах не так, совсем не так. Может быть и стоит устроиться. Хозяин борделя — человек с виду неприличный, но ничего плохого я о нём никогда не слышал, а пожить успел.

— Думаете, стоит согласиться?

— Ты действительно хочешь доверить такое решение первому встречному бездомному?

— Вы не всегда были бездомным, сами сказали.

Мужчина рассмеялся и протянул Яне папиросу.

— Нет, спасибо. Если я и стану куртизанкой, то не такой, что стоит у двери с сигаретой и с грудью напоказ. Для этого нужно не подсесть на ваши папиросы.

— Ты знаешь, чем слабый человек отличается от сильного?

— Чем?

— Слабому не хватает ума прыгнуть в холодную воду на своих условиях.

— Вы это в книжке прочитали? — улыбнулась Яна.

— Так точно.

— Научите читать?

— Деньги нужны, на книгу.

#

Утром, выглядывая из переулка на бордель, Яна думала о еде и книгах. Вот оно, совсем близко, её спасение от всех бед. Ей всего лишь нужно отдать своё тело. Да и зачем его оставлять себе? Что толку от этого тела, если оно не может прокормить? А так, она научится читать. Заинтересуется каким-нибудь ремеслом, что описано в этих книгах. Получить нужные знания и вернёт своё тело назад. Что плохого может случить? Ей нравятся мужчины. Не все, конечно, но она может привыкнуть и к менее привлекательным. Дура. Что она знает о борделях, о мужчинах, что туда ходит? Стоит в переулке и рассуждает словно принцесса здравых идей. Яна пнула мёртвую крысу в чёрную кирпичную стену. Сжала кулаки. Ей стало себя жаль. Она пыталась избавиться от этого чувства, но не могла. Ходила по переулку. Ненавидела отца, что покинул её раньше срока, мать, что выбросила её на улицу подыхать. И больше всего, она ненавидела себя. За то, что не смогла угодить матери, не смогла заставить отца остаться с ней, найти другую работу. Она ненавидела себя за то, что не смогла найти жениха при деньгах. Её вина, во всём. Она всегда была виновата. Дура. Никто за неё жизнь не устроит. Чего она хотела? Дура. Дура. Дура. Что же делать? Остаться в переулке? Плакать? Съесть крысу, которую пнула? Или бордель? Насколько может быть плохо? Она закроет глаза и постарается унять дрожь в первый раз. А дальше? Привыкнет. Надеется, что привыкнет. Не хочет умирать в переулке. Лучше в мягкой постели, под мужчиной, от стыда.

— Не дождёшься, — сказала она мёртвой крысе и пошла к борделю.

Не успела постучать, как хозяин борделя открыл дверь. Он не улыбался, как вчера и губы его не блестели.

— Передумала? — спросил он.

Яна стыдливо кивнула.

— Боишься?

— Да.

— Это пройдёт. Ты не первая, кто так стоял у меня перед дверями с красным лицом и не последняя.

От чего-то, Яне стало легче.

Она помнит молодого мужчину, медленно раздевавшегося. Помнит, как он задувал свечи на тумбочке, смотря ей в глаза. Он много заплатит за право быть первым. Яна ему благодарна, что мужчина был с ней нежен. Гладил её волосы, руки. Шептал на ухо. В конце концов, этого было недостаточно. Тогда Яна впервые открыла для себя прелести потолка. Она любила их изъяны. Выпуклые линии. Она придумывала истории этим линиям. Иногда они были реками, иногда белыми волосами прекрасной женщины. У этой женщины множество имён. Яна смаковала на своих губах, какое подойдёт больше. Перебрав достаточно имён и заработав первые деньги, весьма хорошие, она хотела вернуться домой.

С мешком монет в левой руке, она постучала в дверь правой. Её мать, улыбчивая и как никогда красивая, превратилась в бездушную куклу, когда увидела свою дочь.

— Что тебя сюда принесло? — сказала она, борясь с желанием захлопнуть дверь перед носом.

Яне было больно, что мать счастлива без неё. Она хотела заплакать на месте.

— Я заработала денег, — Яна протянула мешочек.

Мать настороженно взяла его в руки и заглянула внутрь. Вздохнула.

— Могу я вернуться домой?

Мать протянула Яне мешок обратно.

— Если бы я знала, что ты сможешь раздобыть деньги, послала бы тебя за чем ни будь другим. Дело не в деньгах, дело в тебе.

Грудь Яны полыхала изнутри. Дым пожара попадал в глаза, и они начинали слезиться.

— Что я плохого сделала, что ты меня не хочешь?

— Как я могу приводить мужчин к себе в дом, если заходя, они будут видеть тебя? Красивую, молодую.

— Мне не нужны мужчины, мне нужна ты.

— Это ты сейчас так говоришь, пока на улице. А как привыкнешь к моей крыше, так платье по короче надевать станешь.

Яна вернулась в тот переулок, бросила мешок с деньгами в кирпичную стену и заплакала, упав на холодную землю. Она