По бокам тут же пристроились двое спецназовцев. Один освещал фонарем путь, а другой водил карабином из стороны в сторону, заставляя алую точку целеуказателя скакать по головоломной траектории.

– Па-а-ап! – изо всех сил голосила Ветка. – Куда ты меня тащишь? Где мама?! Куда мы идем? Папа, остановись!

– Дочка, не ори! Успокойся! Мама здесь! Ее дяди несут! Совсем-совсем рядом! Вета, перестать сейчас же!.. Эй, капитан! Капитан, слышишь меня? Притормози-ка!

– Утухни. Некогда.

– Я тебе сейчас глаза выгрызу! Стой!

Капитан остановился. Луч фонаря высветил бесцветное лицо Маринки.

– Ма-амочка! – с новой силой завизжала Ветка, свисая с плеча Максима. Вдруг она замолчала и очень тихо спросила: – Она умерла, да?

– Нет! – нервно усмехнувшись, сказал Долгов, гладя дочь по растрепанным волосам. – Конечно же, нет, Ветулечка! Вот, потрогай мамину щеку! Чуешь, она теплая… Просто мама заснула, понимаешь!

– Ты врешь, – не своим голосом произнесла Ветка, осторожно трогая лицо матери ручонкой. – Она не запнула. Она не пит. Ты врешь.

Остаток пути до выхода девочка провела в пугающем Максима молчании. Она даже не всхлипывала, безвольно болтаясь на его плече.

Только когда впереди послышался гул вертолетных турбин и глухие хлопки выстрелов, Ветка сказала:

– Все рюкзаки забыли. И еду. И огонь. Теперь и мы умрем.

– Ну что ты, детка! Огня-то нам как раз на всех хватит. Еще и правнукам останется, – непедагогично пошутил капитан, вынося с помощью солдата Маринку на освещенную вертолетными прожекторами площадку.

Как только Долгов выбежал с Веткой наперевес из тоннеля, на него сразу обрушился целый шквал звуков. Стрекот автоматов, вой турбин, крики и матерщина солдат, какой-то гадкий металлический скрежет, от которого все тело немедленно покрылось мурашками…

В лицо сыпанула ледяная крупа, заставив Максима прищуриться, – февральская метель набирала силу, чтобы к утру обернуться настоящей пургой.

Он снял дочку с плеча и прижал к груди. Инстинктивно пригнулся и поспешил к призывно машущему рукой капитану.

Снег вокруг тяжелого штурмового «Вьюнка» был снесен в стороны работающим на холостом ходу несущим винтом.

А чуть в стороне от вертолета шел ожесточенный бой.

Несколько спецназовцев в полной выкладке вели огонь по невидимому отсюда противнику, укрывшись за естественным бруствером неглубокого оврага. Они лупили сразу из пяти или шести стволов. По дальнему краю вытянутой в форме запятой поляны метался луч прожектора. Максим не сразу понял в круговерти белесой мглы, что в темном небе кружит еще один геликоптер. Только когда раскатисто заухала авиационная пушка и сверху посыпались желтые стрелки трассирующих пуль, стало ясно, что по неприятелю открыли огонь еще и с воздуха.

– Товарищ капитан, – крикнул запыхавшийся сержант, подбегая и дергая заевший затвор «калаша», – товарищ капитан, сектанты атаковали нас, когда вы уже внутрь ушли…

– На хрен сектантов! – проорал капитан, отключая свой прибор ночного видения. – Прикрывайте нашу «вертушку», пока мы не уберемся, а потом сами отходите к северу. Там, на шоссе, вас транспорт подберет. Километра два-три! Строго на север. Понял?

– Так точно! – Сержант наконец справился с затвором – заклинивший патрон отлетел в сторону. – Разрешите приступить?

– Давай-давай, Пашка! – нетерпеливо мотнул головой капитан. Обернулся к своим солдатам и скомандовал: – Двое за мной, в штурмовик! Остальным примкнуть к группе прикрытия сержанта Ломейко! Живо!

Когда Максим взбирался на оказавшейся неожиданно высоким борт ревущего «Вьюнка», возле его ног взметнулись конусы мерзлой земли. Пули прошли в нескольких сантиметрах от лодыжки. Он чуть не выронил Ветку и с удвоенной силой принялся подтягиваться, держась одной рукой за какую-то студеную железяку. Сверху нещадно давил мощный поток воздуха от основного винта, забираясь под одежду и знобя тело.

– Ну-ка, о-о-п-па… – Один из солдат подхватил его за шиворот грязной куртки и легко, словно котенка, втянул внутрь.

В брюхе «Вьюнка» было тесно, но светло.

В углу от мелкой вибрации корпуса дребезжал цинковый ящик с боеприпасами. На скамейке валялся целый ворох окровавленных бинтов и пустая картонная упаковка из-под промедола.

– Спасибо, – выдохнул Долгов, разгибаясь и с удивлением узнавая втащившего его бойца. Именно этот верзила двадцать минут назад чуть не переломал ему пинками все ребра. Осторожно поставив зажмурившуюся Ветку на железный пол, Максим громко повторил: – Спасибо тебе огромное, козел…

Солдат снял каску и осклабился во всю харю. Проорал, стараясь перекричать усилившийся рев турбин:

– Обращайся в любое время! Меня Василием зовут! Разведка тебе всегда подсобит, мазут!

Вертолет ощутимо качнуло.

«Военная разведка, – подумал Долгов, помогая капитану уложить бесчувственную Маринку на неудобные носилки. – А может, федералы? Ни хрена себе! Это серьезно! Ну, Торик! Накаркал, блин! Видать, нас уже…»

Додумать он не успел.

К открытой двери подбежал человек в грубом сером комбезе, совсем не похожем на спецназовские камуфляжи. Он бросил внутрь «вертушки» какую-то железяку и вдруг прокричал:

– Храм человеческий спасти. Бездну, геенну огненную отвести. Цербе…

Очередь из автоматического карабина буквально впрессовала его в землю. Солдат, представившийся Василием, откинул дымящийся ствол и упал на пол, смешно размахивая руками, будто хотел вымести мусор.

– Твою мать! Граната…

– Э?

– Сволочь!

– Ну?!

– Есть!

Он наконец нащупал «лимонку» и с неистовой силой швырнул ее за борт, в стылую метель.

– Взлетай, бл…

Шарахнуло так, что одно из стекол в кокпите ссыпалось блестящей лавиной прямо на пилота. По борту пробарабанил град осколков. Несколько из них дзенькнуло совсем рядом.

«Вьюнок» словно бы встряхнули и поставили на место. «Вертушка» стала заваливаться на левый бок, но пилот уже дал максимальную тягу на несущий, поэтому равнодействующая получилась абсолютно непредсказуемая. Машина чуть было не потеряла управление…

Долгов до взрыва все же успел упасть и прижать к себе Ветку. Теперь он тряс головой и с нездоровым интересом оглушенного наблюдал, как носилки с Маринкой поехали по полу от перекоса вертолета и несильно стукнулись о каркас скамейки у левого борта.

Ветка часто дышала, но не плакала.

Максим уперся ногой в приваренный к стенке стальной штырь, худо-бедно фиксируясь. Затем вывернул шею и посмотрел в проем так и оставшейся открытой двери. Там зиял лишь квадрат непроглядной тьмы, из которого хлестал морозный ветер.