Когда Ларссон пришёл в сознание, его колдовские способности не действовали. Также он не мог двинуть ни руками, ни ногами, ни туловищем. Только с головой было всё в порядке — то есть, он мог приподнять её и повернуть со стороны в сторону. Что, собственно, и сделал.

Ларссон лежал навзничь посреди просторной комнаты, судя по мебели — гостиной. Правда, кое-что в её обстановке явно не вписывалось в привычный образ гостиной. А именно — начерченная мелом на паркетном полу пентаграмма, в центре которой он находился. По её углам были расставлены незажжённые свечи.

Пока Ларссон осознавал жуткий смысл увиденного, в комнату вошла Тара. На ней был длинный чёрный балахон с наброшенным на голову капюшоном, в руках она держала большой нож с широким блестящим лезвием.

— Ага, уже очнулся! — констатировала Тара. — Тем лучше. Я, видишь ли, собираюсь принести тебя в жертву.

Ларссон и сам это понял. Но что удивительно, совсем не испытывал страха — одну лишь досаду. Как же глупо он прокололся! Как бездарно завалил операцию, которую начал так успешно! Проник в дом, легко разделался со взрослыми, а когда дело дошло до Тары, всё испортил. Расслабился, потерял бдительность, недооценил опасность. А ведь должен был учесть, что в теле девятилетней девочки может находиться кто-то другой. Кто-то взрослый и опытный, прошедший все круги ада…

Между тем Тара зажгла свечи и затемнила окна. В комнате воцарился зловещий полумрак.

— Кто ты? — спросил Ларссон. — Кто ты на самом деле?

Тара пристально посмотрела на него. В её глазах мерцали отблески от пламени свечей.

— А разве ты не знаешь? — произнесла она. — Ты ведь не просто так пришёл за мной. Или те, кто прислал тебя, ничего не объяснили? К твоему сведению, я очень особенная. Сам Хозяин Велиал сделал меня своей избранницей. Мне предстоят великие дела!

Тара говорила так искренне, с такой неподдельной гордостью, что Ларссон понял — она не лжёт. Никто в её тело не вселялся; она была сама собой — маленьким, но крайне злобным зверёнышем…

— Ты уже прошла Чёрное Причастие?

— Нет, мне ещё рано, — ответила Тара, поигрывая ножом. — Но я и так сильнее многих взрослых колдунов. А когда вырасту, стану величайшей ведьмой на свете. Повелитель мне это обещал.

Она подошла к Ларссону, опустилась на корточки и медленно срезала пуговицы с его камзола, а потом с рубашки. На лице её застыло такое мечтательное выражение, как будто она предвкушала редкостное лакомство.

— Давно хотела принести кого-нибудь в жертву. Сама, своими руками — а не просто наблюдать, как это делают другие. Но мама с папой не разрешали, мол, я ещё маленькая. Зато сейчас мне никто не помешает. Папа далеко, а о маме ты сам позаботился. Я не стала будить ни её, ни старого Крулла. Пускай отдохнут, пока я с тобой разбираюсь.

— Родители тебя накажут, — предупредил Ларссон.

— Знаю, что накажут. Они часто меня наказывают. Когда я стану взрослой, всё им припомню! — пообещала Тара с хищной ухмылкой, которая до неузнаваемости исказила её в общем-то милые детские черты. — Они ни за что не водили бы меня на жертвоприношения, если бы не приказ повелителя. Однажды я подслушала их разговор: мама жаловалась, что я становлюсь страшным чудовищем, а папа соглашался с ней. Когда-нибудь они за это заплатят! За всё заплатят!

— За что, за правду? — спросил Ларссон, стараясь придать своему голосу как можно больше язвительности. — Так на правду обижаться глупо. Ты действительно чудовище. А я-то удивлялся, почему тебе не разрешают играть на улице. Теперь всё ясно: бешеных зверей нельзя выпускать на волю, их нужно держать в клетке. Странно вообще, что ты ходишь в школу. Наверное, каждое утро перед уроками мать связывает твою магию — вроде как надевает тебе намордник. Да и ещё, небось, накладывает чары послушания.

Похоже, своим предположением он попал не в бровь, а в глаз. Тара зарычала и замахнулась ножом. Но Ларссон всё равно продолжал:

— А твой повелитель — законченный идиот, раз собирается отправить тебя в Торнинскую школу. Да там ты не продержишься и недели… хотя о какой неделе речь — даже двух дней! Ильмарссон тебя мигом раскусит. И знаешь, что он с тобой сделает? Есть такая штука — экзорцизм называется. После этого не будет больше никакой избранницы Велиала. Ты станешь просто маленькой дрянью, лишённой всех своих сил и никому не нужной, даже твоим родителям.

К большому сожалению Ларссона, удара так и не последовало. Тара опустила нож и резко выпрямилась.

— Я поняла, чего ты добиваешься. Хочешь, чтобы я просто убила тебя — одним ударом, без ритуала. Но нет, — покачала она головой, — ничего не получится! Я принесу тебя в жертву по всем правилам, я их хорошо запомнила. Ты будешь долго мучиться здесь, а после смерти отправишься к Хозяину Велиалу, на вечные муки.

Тара вышла за пределы пентаграммы и положила нож точно на внешнюю линию.

— А вот что мне действительно не нравится, — произнесла она весьма недовольным тоном, — так это твоё спокойствие. По идее, ты должен кричать, звать на помощь, молить о пощаде.

— Да вроде бы должен, — согласился Ларссон. — Вот только не хочется доставлять тебе удовольствие.

— Тебе что, не страшно умирать?

— Нет, не страшно. Умирать — моя профессия.

Ему и впрямь было не страшно. Он сам не понимал, почему. Возможно, Тара по неопытности воздействовала на него какими-то лишними чарами, которые как бы отморозили чувство страха. А может, дело было в нём самом — в том, что он, в сущности, уже и так был мёртв. Ларссон сожалел лишь об одном — что больше никогда не увидит Герти, ничем не сможет ей помочь…

Тара огорчённо вздохнула:

— Какая досада, что твоя мерзкая кошка сбежала! Я бы сперва помучила её — и тогда бы ты запел совсем по-другому!

«Хоть это хорошо, — отрешённо подумал Ларссон. — Надеюсь, Сибилла найдёт себе нового хозяина, который будет более удачлив, чем я…»

А Тара развела в стороны руки и, подвывая, затянула вступительную молитву, призывающую духи Зла и Тьмы. Полумрак в комнате начал сгущаться, в нём замелькали расплывчатые тени. Впрочем, Ларссон знал, что это — всего лишь иллюзия.

— Слабовато получается, — произнёс Ларссон с насмешкой. — Тебе ещё учиться и учиться. Хотя вряд ли научишься — рано или поздно тебя повяжут. И скорее рано, чем поздно.

Но Тара никак не прореагировала на его слова. Она уже вошла в транс и теперь ничто не могло сбить её с ритма.

Ларссон с горечью подумал, что лишён даже такого слабого утешения, как надежда на лучшую жизнь после смерти. И дело вовсе не в том, что он с полной определённостью попадёт в Преисподнюю, где будет обречён на вечное проклятие. Перспектива оказаться в Вышнем Мире вдохновляла бы его ничуть не больше. Если бы он мог выбирать, то выбрал бы небытие…

Внезапно раздался оглушительный грохот. Створки входной двери так резко распахнулись, что их сорвало с петель, а в следующее мгновение Тару резко подбросило вверх, после чего изо всей силы швырнуло на пол, где она застыла неподвижно.