и заразных болезнях всех возможных видов. В кругах препперов[23] его считали чудаковатым, но в пределах нормы. В сообществе было полно помешанных – помешанные на Вознесении, помешанные на изменении климата, помешанные на Золотом стандарте. Лютер был помешан на вирусах. Мог говорить о вирусах по несколько часов кряду. Виктор считал его нудным, но из стратегических соображений поддерживал с ним дружеские отношения. Когда говно полетит на вентилятор, Лютер будет ценным союзником. Это был важный урок выживальничества: у всех есть свои плюсы и минусы. Лютер не сможет обогнать противника, но он опытный медик. Может вправить кость, зашить рану, извлечь пулю. Когда грянет катастрофа, эти умения окажутся ценны.

– Ты веришь в эту чушь? – требовательно спросил Лютер.

Виктор подождал продолжения. Когда его не последовало, необходимость ответа стала очевидной.

– Ясен хер, – сказал Виктор.

Вслед за Лютером он вышел на террасу, где уже ждал генератор. На вид он был в приличном состоянии, той же модели, что и у Виктора дома.

– Вруби, если хочешь, – сказал Лютер. – Я проверял сегодня утром, но, надо полагать, ты сам захочешь посмотреть.

Виктор так и сделал. Мотор приятно зарычал и ожил.

– По мне, все в порядке, – сказал он. – У меня уже есть один. Этот просто на всякий случай. Что за него хочешь?

– Мясо есть? – спросил Лютер.

Виктор почувствовал, как у него вспыхнуло лицо. В это время года морозильная камера у него в подвале должна была быть полна дичи.

– Не-а, – пробормотал он. – Ничего нет.

– Ха, я был уверен, что у тебя что-то да есть. Не обижайся, – спешно добавил он, видя полыхающее лицо Виктора. – А что у тебя есть?

ВПЕРВЫЕ ЗА СОРОК ЛЕТ ОХОТЫ ОН НЕ СМОГ ЗАПОЛУЧИТЬ СВОЕГО ОЛЕНЯ.

Дело было не в том, что он не пытался. На пенсии у него не было ничего, кроме времени. Он мог охотиться хоть каждый день, чем, собственно, и занимался большую часть осени и зимы. Результаты разочаровывали: череда необъяснимых почти-попаданий. Он винил во всем Содружество Пенсильвании. В начале сезона нарвавшись на егеря, он переключился на охоту с луком. (В Пенсильвании даже осужденному преступнику позволено иметь лук.) Это не должно было стать проблемой, как не было и в предыдущие годы. Но зимой 2015 года Виктор не смог заполучить своего оленя по причинам, которых он был не в силах постичь.

В третью неделю января, в последний день сезона лучной охоты он отправился в ночь. Только что выпал свежий снег, идеальные условия для выслеживания добычи. Ярко светила полная луна. Он устроился высоко на хребте к северу от озера Гармэн. Идеальное место: редкий лесок с хорошими линиями обзора. Счастливое место, это было доказано уже много раз. С десяток оленей встретили там свой конец. Его точка для стрельбы была настолько удачной, что он двадцать лет хранил ее в секрете. Он бы раскрыл ее местоположение разве что на смертном одре и только своему сыну, если бы он у него был. Но коль скоро сына у него не было, он унесет этот секрет в могилу.

Но в этот раз удача ему изменила. Он прождал два часа и ничего не приметил. Популяция к концу сезона сократилась. Он уже был готов сдаться, но тут краем глаза заметил какое-то движение. Под кустами, уткнувшись носом в землю, стояла изящная молодая лань. Слишком маленькая и стоит слишком далеко, решил Виктор и не стал стрелять.

Лань ушла, а затем снова появилась, на этот раз ближе. Остановилась и встала к нему боком, так и провоцируя на выстрел.

И он выстрелил.

Позже он об этом пожалел, но в тот момент он просто не сдержался. Лань его дразнила. Она была всего метрах в пятнадцати, не больше. Не больше!

Лань высоко подпрыгнула и ломанулась в чащу. Виктор с трудом поднялся на ноги.

Кусты в пятнадцати метрах от него все еще шевелились, но лань исчезла – мгновенно и без следа, – словно ее и не было. На снегу осталось круглое пятно крови размером со спелую сливу. Виктор наклонился и дотронулся до него пальцем.

Темно-красная кровь. Хороший выстрел.

Он полез в кусты, негнущийся и неуклюжий – медлительное, громоздкое двуногое.

Солнце уже начало подниматься, и следы лани были отчетливо видны. Ее копытца едва отпечатывались на снегу. На земле через равные промежутки виднелись пятна крови, уже более яркие. Они производили торжественный и неожиданно красивый эффект, словно лепестки роз на снегу.

К северу от хребта след ни с того ни с сего оборвался. Как такое было возможно? Ни крови, ни следов копыт. Лань словно затащили в вертолет.

Виктор вернулся на запад по своим же следам.

Как он вообще умудрился промахнуться? Неподвижное животное стояло к нему боком всего в пятнадцати метрах.

Он искал ту лань целый час, но так и не нашел, к собственному стыду. Где-то к северу от озера Гармэн его лань истекала кровью.

В конце концов он поплелся домой с пустыми руками. «Не свезло?» – спросил Рэнди.

– Ни черта не смог разглядеть, – ответил Виктор.

ОТ ЛЮТЕРА ОН ЕХАЛ С ЧУВСТВОМ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ. Его фургон отяжелел, насытился, заднюю часть тянуло к земле под весом генератора. Он захватил несколько досок, чтобы соорудить из них пандус; с помощью соседа Лютера по нему он затолкал генератор в кузов. Позже он вернется и привезет взамен вязанку дров из огромного засохшего дерева с участка Рэнди, которое они распилили по осени.

Вернувшись в хижину, он обнаружил, что входная дверь не заперта. Не заперта! У него тут же подскочил адреналин, сработал механизм «бей или беги». Пригнувшись, он добежал до фургона и достал из бардачка «кольт» для-повседневного-использования. Он на цыпочках пересек гостиную и крадучись пошел по коридору.

В кабинете он обнаружил Рэнди, сидящего за компьютером.

– Господи боже, Виктор! Не стреляй!

Виктор опустил оружие.

– Рэнди, брат, ты что тут делаешь?

– Просто смотрю. Я хотел поглядеть на твоих девочек. – Рэнди нахмурился, явно заинтригованный порнографическими вкусами Виктора. На весь экран растянулся цифровой фотоальбом: двадцать или тридцать миниатюрных изображений полностью одетых женщин.

– Это не то, что ты думаешь, – сказал Виктор.

Тогда он рассказал Рэнди про «Зал позора».

– Каждая из них – хладнокровная убийца. Я хочу, чтобы весь мир узнал, что у них на уме.

Рэнди прикрыл один глаз, как будто обдумывая его слова. Казалось, он был искренне озадачен.

– Зачем?

– В смысле – «зачем»? – Виктор почувствовал, что у него начинает гореть лицо, что он теряет терпение. – А что, если бы кто-то из них носил твоего ребенка?

Рэнди округлил