Карточный поединок вступил в завершающую фазу. Зондеркоманда притихла. Градусов пошел под Служкина — Служкин покрыл. Градусов сбросил вторую карту — Служкин отбился. Тогда Градусов обвел класс отчаянным взглядом и кинул третью карту — ту самую семерку пик. Служкин широко размахнулся козырем, чтобы припечатать и ее, но тут Градусов тихонько напомнил:

— Вини — винями.

— Свини — свинями! — в сердцах сказал Служкин. — Я продул!

Зондеркоманда победно завопила.

— А вы говорили: «Выиграю, выиграю!» — снисходительно передразнил Градусов, собирая колоду. Вы мне еще в пуп дышите.

— Можно домой идти, да? — ликуя, орала зондеркоманда.

— Я свое слово держу, — заявил Служкин, демонстративно откидываясь на спинку стула и доставая сигареты. — Валите.

Зондеркоманда дружно ломанулась к двери, сдвигая парты и роняя стулья. В пять секунд кабинет опустел.

Служкин закурил, посидел, встал, запер дверь, прошелся по классу, составляя парты и поднимая стулья, открыл окно, залез на подоконник, сел, вывесив ноги наружу, и продолжал дымить дальше.

Речники лежали в руинах зимы, а над ними, как купальщица, выгнулось бесстыдно-голубое небо. На земле первыми оттаяли глубинные, таинственные артерии города — теплотрассы, ярко черневшие мокрой землей. Из-под крышек канализационных люков валил пар. Сгорбившиеся сугробы были по бокам искусаны чьими-то грязными зубами. На дороге ручейки проточили колеи до асфальта, и от этого колеи вихлялись в разные стороны, будто здесь ездили пьяные автомобили. Старый снег на волейбольной площадке, как сыр, был повсюду продырявлен следами. На верхушках фонарей, словно коты, сидели косые шапки.

Из-за угла школы веером высыпалась зондеркоманда. Увидев в окне Служкина, девочки замахали руками, а пацаны заржали.

— Географ!.. — закричали они. — Свалишься!.. Монтана!.. Фак ю!..

— А Градусов все равно мухлевал!.. — завопил кто-то.

— Хеви-метал! — крикнул в ответ Служкин и показал рога из пальцев. — Я знаю!

— Папа, если хочешь попасть в грязь, то иди за мной, — сказала Тата, топая сапожками по плотному песчаному склону.

Служкин тащил рюкзак и держал Тату за ручку, а сзади шла Надя со спортивной сумкой. Миновав кучи прибрежного хлама, они поднялись на мостки лодочной стоянки. Вдоль кварталов плавучих дорожек были пришвартованы разноцветные и разномастные моторки.

Служкин уверенно пошагал по настилу. Стоял ясный апрельский вечер. Затон еще гукал, посвистывал, лязгал и взрыкивал двигателями. Над спутанной корабельной архитектурой в сиреневом небе бледнела рыхлая луна, словно пар от дыхания. Вдали, стуча дизелем, прошел катер «Усолка», и в понтоны мостков скоро толкнулась мягкая, как женская грудь, волна.

Будкин ждал их на двускатном носу своего маленького суденышка.

— Я-то думала, у тебя что-нибудь серьезное… — разочарованно сказала ему Надя, подавая руку, чтобы перебраться на борт. — И что это за дурацкое название — «Скумбрия»? Я на таком не поплыву!

— Нам в детстве казалось, что «скумбрия» — очень красивое слово, — пояснил Служкин, подавая Будкину Тату и перебираясь сам.

Раскачивая катерок, они распихали груз по ящикам. Тата сидела на скамейке и испуганно держалась за нее руками. Будкин взгромоздился на водительское место, положил ладони на автомобильный руль и распорядился:

— Витус, отгребай!

Махая двумя красными распашными веслами, Служкин не очень ловко отвел «Скумбрию» от мостков.

— Баста! — сказал Будкин и включил мотор.

От волны отходящей «Скумбрии» дружно поднялись и опустились «казанки» у причала, бренча друг о друга бортами. Набирая скорость, «Скумбрия» ощутимо поднималась из воды. За кормой заклокотал бело-черный кипяток. Запах бензина смешался с речной свежестью. «Скумбрия» широким полукругом разворачивалась по затону. Вдали мелькнула прощально задранная стрела землечерпалки, потом горохом просыпались мимо иллюминаторы теплохода и грозно проплыли над головами черные клювы самоходок с якорными цепями, выпущенными в воду из ноздрей. Волны «Скумбрии», залетев в разъятый трюм полузатопленной баржи у берега, гулко шлепнули по ржавым шпангоутам. За вербами на круче берега показалась фигурная шкатулка заводоуправления, а внизу — дебаркадер и понтонный мост.

— Надя, а зачем домик плавает? — спросила Тата про дебаркадер.

— А-а… в нем моряки живут… — неуверенно ответила Надя.

Но Тата, возражая маме, ответила сама себе:

— Моряки живут на кораблях и работают там капитанами!

В том месте, где понтонный мост примыкал к дебаркадеру, имелась специальная арка для прохода моторок. Будкин, не снижая скорости, правил туда. Надя, вглядываясь в арку, начала нервничать.

— Будкин, притормози, — попросила она, но Будкин только самоуверенно хехекнул, развалясь за рулем.

Арка стремительно приближалась.

— Ну, Будкин, я больше никогда никуда с тобой не поеду! — вдруг отчаянно крикнула Надя, прижала к себе Тату и закрыла глаза.

«Скумбрия» стрелой промчалась под аркой, только хлопнул воздух.

Перед катером словно раскрыли ворота — так широко размахнулся речной створ. Справа быстро побежали к затону обратно Старые Речники — деревянные домики над глиняным обрывом, высокие сосны, заборы, резные фронтоны и башенки купеческих дач. Укоризненно качая маленькой головой, мимо проплыл облупленный бакен. Из кустов на берегу тревожно высунулись полосатые треугольники фарватерных знаков, похожие на паруса-тельняшки. На мокрых коричневых отмелях лежали белые льдины.

— Лед толстый, — рассудительно заметила Тата. — Его только гвоздем пробить можно.

— Интересно, чем вы в садике занимаетесь? — задумчиво спросил Служкин, но Тата его не слушала, смотрела на реку.

Будкин вел катер через огромную Каму наискосок — точно таракан перебегал футбольное поле. У дальнего берега против течения поднимался к городу танкер; белый бурун за его кормой клокотал, но танкер словно буксовал на месте — таким незаметным было его движение с борта летящей «Скумбрии». Будкин правил на старые отвалы левого берега, песчаные горы которого поднимались над болотистой прибрежной равниной. Над отвалами громоздилась какая-то высоченная решетчатая конструкция с каким-то то ли баком, то ли механизмом наверху. Оттуда к реке тянулась длинная, тоже решетчатая стрела.

«Скумбрия» сбрасывала скорость, подходя к причалу из ржавых труб. Причал был обвешан автомобильными покрышками, как папуас ракушками.

— Летом здесь трамвайчик швартуется, — пояснил Будкин. — Пляжники и рыболовы приезжают… А сейчас еще никого нет.

— Одни мы, дураки, — буркнула Надя.

Лагерь они разбили на голой песчаной площадке на вершине отвала. Служкин поставил палатку и принес вещи, Будкин насобирал плавника и развел костер. Надя стала жарить шашлыки. Тата выкопала в песке большую яму и напекла два десятка круглых «пирожков». Ржавая громада заброшенного насоса плыла над ними в нежно-фиалковом, темнеющем небе.