И забывают Аллаха…

А потому — гремят в городе взрывы, не пустуют виселицы, где вешают совершивших теракты, передают из рук в руки, напечатанные в подпольной типографии листочки с сокровенным знанием. Русские — неверные. Их врачи — делают харам. Их инженеры — оскверняют землю ваших отцов. Даже орошать — харам, потому что если Аллах повелел какой-то земле быть пустыней — то так и должно быть и не должно нарушать Его замысел[94].

Пески пустынь, неприветливая местная земля, во времена Вавилона бывшая плодороднейшей — познала немало крови. Впитает и эту…

Не пустуют и тюрьмы. Раньше — заключенных содержали, где попало: результатом чего стали постоянные побеги. Сейчас — русские построили центральную тюрьму недалеко от столицы, в городке Абу-Грейб. Ее строили по самым новейшим достижениям тюремной мысли, и считается, что сбежать отсюда невозможно.

Но судили — в Багдаде, во Дворце правосудия. Каждый смертный приговор — одни арабы встречали ликованием, другие — зловещим молчанием. Да, да, и ликовавшие были тоже, и немало, и не надо думать, что русские подкупили их. Немало было тех, у кого русские врачи спали от неминуемой смерти жену или ребенка, кому дали работу, чей ребенок поступил в ремесленное училище, а то и в университет, чтоб стать инженером. Инженер! Аль-мохандес, это слово произносилось с затаенным трепетом, потому что аль-мохандес никогда не было ни у кого в роду, все они были нищими феллахами, и называли любого встречного турка «бей», и падали на колени перед ним. И у турок — и то было мало инженеров, а тут… сын будет инженером, значит, он будет зарабатывать столько, чтобы прокормит и свою семью и помочь семье родителей сможет, и он будет полноправным подданным Белого Царя[95], и его нельзя уже будет просто так ударить или прогнать. Большинство феллахов даже представить не могли, как это так — быть свободным и иметь права[96].

Да и работы стало больше, и даже простой чернорабочий на приисках получал больше, чем крестьянин за год нищего, горбатого труда на своей делянке. А еще русские давали прочную одежду, которую арабы никогда не знали, и которую можно было носить годами, выдавали обувь, которая здесь считалась роскошью, кормили мягким хлебом, который считали «царским» и учили русскому языку. А кто выучился языку — тот может и на завод попробовать устроиться, сначала учеником, потом рабочим, потом Аллах даст и в десятники выбиться, или даже в мастера.

Так что далеко не все — копили в душе злобу, далеко не все ждали момента взбунтоваться и отомстить за унижение. Тем сильнее — разгорался огонь гнева в душах тех, кто встал на путь джихада на пути Аллаха…

Таких — в Абу-Грейб содержали в блоке А, и он никогда не пустовал. Блок этот — считался под особой охраной, охраняли его только русские казаки. Понятно было, что тот, кто не сломается, не сдаст своих — того ждет смертная казнь, потому что никакого другого наказания за терроризм Уголовное уложение Российской Империи не предусматривает. Так что — заключенные здесь подобрались особенные, бедовые. Из тех, кому чужая шейка копейка, а своя — рупь…

В шестой камере — верховодил Ихван, то есть «Брат». Известный джихадист, сторонник радикального исламистского течения, известного как «ваххабизм». Оно пришло сюда с рабочими с Аравийского полуострова, которых вербовали сотнями для работы на нефтяных приисках Басры, за короткий срок закрепилось в Междуречье и теперь сильно давало о себе знать. Ваххабиты считали, что единственный путь к раю — есть джихад на пути Аллаха, все нововведения какими бы они не были — бида’а, а Коран следует понимать буквально, то есть именно так, как в нем написано, и не допустимо никакое иное прочтение, а так же адаптация коранических текстов к современности или к условиям жизни той или иной части Уммы. В частности — они выступали против любого вида памятников, и даже покушались на такие святыни, как могила матери Пророка Мухаммеда[97], которые теперь защищали солдаты армии Белого Царя, являющиеся правоверными.

Нового заключенного, которого втолкнули в камеру в один вечер — никто не знал, и он не был похож на ревностного мусульманина. Бородка с редкими волосами, невысокий — хотя обрезанный, как и положено. Ихван уже собирался изнасиловать его, а потом разрешить и другим братьям сделать это — но для начала он спросил новичка, кто он такой, и что сделал. Ответ поверг его в шок.

Новичок был тем самым солдатом — русистом, который провел на свою базу отряд мусульман — мстителей, и подорвал несколько самолетов врага! Единственный, кому Аллах не дал шахады[98]! Герой мусульманской уммы, о котором даже написали неверные в своих газетах!

Потому — Ихван запретил его насиловать и сам начал заниматься новичком. Параллельно с этим — он прояснил кое-какое моменты, и оставшийся на свободе брат подтвердил, что да, все так и есть…

Ихван — был не простым человеком. Он был родом не из Междуречья — а из гор Дофара, это такое место, в Договорном Омане и Федерации племен. Места дикие, неприветливые, где живут горцы, причудливо совмещающие переданный устно ислам или то, что там понимается под исламом — и доисламские верования, крайне суровые и жестокие, как и эта земля. Но Ихван был не таким. Он был из богатой по местным меркам семьи, семьи шейха — и отец отправил его в Неджеф учиться шариату — рассчитывая, что сын вернется и станет кади, исламским судьей, человеком очень уважаемым в горах, мнение которого принималось за истину в последней инстанции. Однако сын не вернулся в родные горы — потому что в Эр-Рияде он встретил бродячего проповедника проповедующего учение Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба ат-Тамими. И поверил ему больше, чем шариату, преподаваемому в медресе уважаемыми старцами. И так — путь Аллаха привел его в тюрьму Абу-Грейб в тридцать три года. Тридцать четвертый ему встретить было не суждено — на нем висело обвинение в терроризме, убийстве русского инженера и умысле на подрыв нефтяного прииска. С такими обвинениями — долго не живут…