Коровин рассмеялся.

– Реальность-Два, Реальность-Двадцать Два, какая разница. Суета сует, как говорится… Хотя, конечно, не без своих приятностей… Правда, в последнее время их не так уж и много, но, как говорится, в семье не без урода.

Коровин подцепил за хвост пиранью, отломил кусочек, попробовал.

– Пойдет, – сказал он. – Лаврушки только не хватает.

– Можно есть? – с сомнением спросил я.

– Настояться должны.

Коровин снял котел с огня, убрал его в сторону. Привалился к дереву. На лице его читалось полное умиротворение и довольство. Странный тип. Если бы меня угораздило оказаться в таком местечке, я не был бы таким беспечным.

Впрочем, похоже, меня угораздило. Низкий поклон вам, гады. Ван Холл, Седой, Йодль. Ну, ничего, устрою я вам трибунал по военным преступлениям. Вернусь только.

– А ты сам что тут делаешь? – спросил я. – В Сердце Ойкумены?

– Бегу от неправедных гонений, – признался Коровин.

– Диссидент, что ли, местный?

– Ну да, типа того, – кивнул Коровин. – Узник совести.

Коровин продемонстрировал руки. На запястьях синели шрамы. Одинаковые шрамы. Кандалы. Были когда-то кандалы.

Интересно. Кандалов я никак уж не ожидал. Особенно в Лукоморье.

– Ты-ты-ры вольности сестра, свобода в мрачном подземелье… – продекламировал Коровин. – Вот так-то, старина Бенкендорф, почти полгода в шурфах старался.

Коровин предъявил свои мозолистые ладони.

– Что копал? – спросил я.

– Я же говорю, старался, – ответил Коровин. – Золото искал.

– Много нашел?

Я не просто так спросил. Страшные секреты страшными секретами, но такой тип, как Ван Холл, везде ищет выгоду. И если тут существовали запасы каких-нибудь ПИ – золота, урана или молибдена, то его интерес был вполне понятен. Ископаемые Земли стремительно истощаются, поэтому разрабатываются проекты использования ископаемых океанского дна и даже Луны. Так что интерес Ван Холла оправдан. И вполне вероятно, что на этом интересе можно сыграть. По возвращении.

– Много золота? – спросил я снова.

– Не-а, – помотал головой Коровин. – Ничего почти. Песок один, меньше пробирки. Нет тут никаких запасов, это сразу понятно. А эти гады меня шесть месяцев лопатой заставляли работать. Застенкер… Ты бы видел этого Застенкера, настоящий зверь! Кстати, мой верный Доминикус в этой обстановке проявил чудеса моральной стойкости…

Я представил, в какой области Доминикус может проявить чудеса моральной стойкости, и мне стало смешно и грустно одновременно.

– Как ты сказал? Застенкер?

– Застенкер, – кивнул Коровин. – Такая сволочь, просто представить трудно. Правая рука Пендрагона.

– Кого?

Про Пендрагона они, кажется, тогда что-то говорили…

Все интересней и интересней. И очень хотелось спросить… Но спешить не стоило. Три месяца – это конечно, мало, но все равно, спешить не стоило. Все должно идти своим путем, все должно случиться в свое время. Успею. Ван Холл не ввел меня в курс здешней политики, может, оно и правильно. Свежий глаз лучше видит.

– Что говорить о всяких мерзавцах. – Коровин подставился к огню. – Я расскажу тебе лучше о Доминикусе.

Услышав свое имя, Доминикус потянулся и снова сказал «мама».

– Так вот, – рассказывал Коровин. – Доминикусу предложили вступить в сделку с нравственными устоями. Ему предложили должность банального крысолова в третьем штреке, причем безо всякого содержания! Питаться же он был должен исключительно крысиным мясом! Но Доминикус предпочел голодать!

– Какой молодец! – восхитился я. – Никогда не слышал ничего подобного! Просто триумф духа, честное слово!

– Это потрясающе, – вздохнул Коровин. – Простое, бессловесное существо… А я вот слаб, я работал на них…

Коровин замолчал. Он сидел возле огня, ворочал в котле палкой, нюхал воздух. Доминикус лежал на охапке полусырых коряг, мерцал зелеными зрачками и громко урчал перевариваемой рыбой. Я сидел напротив костра с другой стороны и думал, что мне делать дальше.

Судя по всему, обрывки топографических сведений, касающихся Планеты Х, пошли Доминикусу под хвост. Пустынь на самом деле нет. И теперь Планета Х напоминает большое, кишащее пираньями болото, перемежающееся редкими островами суши…

Коровин поддел варево палкой, понюхал, поморщился.

Еще бы не морщиться, получавшееся кушанье пахло премерзопакостнейше. Где ты, Варгас? Где вы, личинки пальмовых короедов в одноименном масле?

Я содрогнулся. На базе я подраспустился. Привык к приличному провианту. Жрать болотных пираний мне совсем не улыбалось.

– Так или иначе, но поесть надо, – поморщился Коровин. – Давненько я не ел. А ты? Ты что ел в последний раз?

Коровин спросил это с таким трепещущим интересом, что я решил его немножко порадовать.

– Да так, – я зевнул, – всякую ерунду…

– Расскажи, это, может быть, интересно.

Теперь уже громко заурчало у Коровина.

– Последний мой завтрак был прост, – сказал я. – Салат «Золото Рейна», куриное филе, фаршированное луком, сыром и белыми грибами, запеченное на углях, рыбное ассорти…

– Рыбное ассорти? – простонал Коровин.

– Ну да, рыбное ассорти. Копченая белуга, муксун, лосось, ну, омуль само собой…

– Хватит. – Коровин решительно притянул к себе котел. – Рыбное ассорти…

– Знаешь, Коровин, а у меня с собой был кусок жареного дикого…

– Чего?! – шепотом спросил Коровин. – Что у тебя с собой было? Кусок жареного дикого чего?!

– Поросенка. Кусок поросенка. В пальмовых листьях.

Коровин стукнул себя по голове и зарычал.

– Конечно же, эти мерзкие пираньи все сожрали! Ну что ж! Ответим им тем же!

– Послушай, Коровин, – спросил я. – А стоит ли их есть? Не кажется ли тебе, что это как-то…

– Что тебя смущает?

– Понимаешь, эти пираньи, они все откусили от меня по изрядному куску. И проглотили. Как же я буду есть их? Получится, что я в чем-то ем самого себя…

Коровин задумался. Зачесал щеку своими грязными ногтями.

– Нет, – сказал он через минуту. – Тут никакого напряга нет. Они же не успели тебя толком переварить.

Это был аргумент.

– И потом, – Коровин продолжил свое оправдание зла. – И потом… Если бы они заели тебя до смерти, то тогда совсем другое дело. А в нашем случае это, можно сказать, акт возмездия.

Коровин выудил из котла большую маслянистую рыбину, оторвал голову и врубился в чешуйчатый бок.