от Токио – строили здесь не так стесненно, клаустрофобии город не вызывал. На улицах было чисто, многое еще напоминало Олимпиаду. В центре множество небоскребов, построенных на американский манер, и еще больше строится. На улицах – столпотворение машин, разноцветных, небольших – похожи на японские десятилетней давности, а может быть – это они и есть, продали лицензию. Полицейских почти не видно. Много световых реклам, реклама навязчивая и непонятная – может, они и раздражает от того, что ничего не понятно.

Посольство США в Южной Корее располагалось на улице Сенджон-Но по соседству с Министерством информации. После коммунистического нашествия – город был полностью разрушен и в пятидесятые – шестидесятые его отстраивали заново. Видимо готовились к новому нападению – посольство представляло собой многоэтажный бетонный куб с лесом антенн на крыше. Охраняли его серьезно – со всех сторон стояли небольшие, черные машины, видимо местная служба безопасности, а второй линией обороны были американские морские пехотинцы с автоматическими винтовками, а не ружьями, какие обычно используются для защиты посольств.

Представительство ЦРУ находилось на четвертом этаже – но его повели выше, к послу. Судя по активности в коридорах – над чем-то шла серьезная работа, посольство не простаивало. В приемной посла собрался народ, большей частью корейцы – но его провели из очереди. Люди, которые его охраняли – остались на входе и в здание не прошли.

Посол оказался типичным американцем – выше среднего роста, седовласый, чисто выбритый. Пожимая руку Авратакису, он поморщился – видимо, почувствовал запах спиртного. Авратакис с наглым видом уселся за приставной столик.

– Спасибо что встретили. Это действительно необходимо – я имею в виду, так ли стоит доверять нашим южно-корейским друзьям?

– Стоит. Они в основном заняты внутренней возней, против нас они играть не станут. Тут совсем недавно была диктатура, сейчас ее нет и они учатся жить в новых условиях. Мы им помогаем и они благодарны.

Авратакис знал, что такое «старые условия». Сотрудники КЦРУ имели право арестовать любого, заподозрив его в сочувствии к коммунистам или прямом контакте с северокорейской разведкой – и отвезти его в Бинго-хоутел. Бинго-хоутел – центр содержания задержанных, построенный рядом с основным зданием ЦРУ, там убивали и пытали. От людей избавлялись, бросая их в чан с серной кислотой, причем каким тебя туда бросят – живым или мертвым – зависело от настроения офицера, ведущего допрос. Люди пропадали и до этого не было никому никакого дела – в чем-то это было пострашнее Латинской Америки с ее мясниками в офицерской форме. Азия-с…

– Рад, что у нас такое взаимопонимание, но мне бы поговорить с начальником станции. Кто тут ус нас, Дилани[81]?

Посол хохотнул

– Отстали от жизни. Дилани уже в Токио. Пьет сакэ и весьма доволен жизнью.

– А кто тогда? – в ЦРУ было все так засекречено, что иногда ты годами не знал имени человека, работающего в соседнем кабинете.

– Я.

Авратакис не сразу понял – шутит посол или он всерьез. Совмещать должность посла и начальника станции ЦРУ было категорически запрещено.

Авратакис захохотал, словно на шутку, хлопнул по столу

– Остроумно, сэр, но мне бы все же поговорить с начальником станции. COS Only[82], понимаете, сэр?

– Начальника станции нет – уже раздраженно сказал посол

– Где он?

– На лечении. И вот что. Я придерживаюсь такого взгляда на дела – что если я отвечаю за какую-то страну, то я должен знать все, что в ней происходит, иначе я не посол, а поросячье дерьмо. Так что можете выкладывать, зачем приехали, мистер специальный посланник директора. Я догадываюсь – не для того, чтобы поесть свинины.

Авратакис почувствовал, что надо сдать назад – иначе будут проблемы. Посол Грегг был старым другом президента Буша, а кроме того – он был карьерным сотрудником ЦРУ и знал, как делаются дела. То, что он поморщился, давая понять, что чувствует перегар – не просто так. Если он напишет, что высокопоставленный сотрудник ЦРУ прибыл в Сеул в нетрезвом состоянии, добавит что-то от себя, а эти китайские болванчики в черных очках все подтвердят – комиссия по этике просто взбесится. Если еще пару лет назад над этим просто посмеялись бы – то сейчас расправа могла последовать немедленно. Кадровый сотрудник ЦРУ, начальник группы внутренней контрразведки Олдридж Эймс в конце семидесятых начал пить после развода, ему не хватило денег, он пошел в советское посольство и стал советским агентом – чтобы заполучить денег на выпивку, на развод и прочие тридцать три удовольствия. Все восьмидесятые годы он, не прекращая, пил, никто на это не обращал внимания – и лишь потом белоручка Гейтс каким-то образом выяснил, что он пьет не на свои. Когда начали проверять – выяснили, что уже поздно – он сдал всю разведсеть в странах восточного блока, сто семьдесят шесть человек – в том числе агентов чрезвычайной важности, таких как генерал ГРУ Поляков. Эймс ждал суда – а по ЦРУ покатился вал проверок, теперь на каждой проверке на детекторе лжи, которые полагалось проходить раз в месяц – задавали вопросы относительно того, кто сколько и чего выпил, о ком ты знаешь, как о лице злоупотребляющим спиртным или много болтающем в пьяном виде – и тому подобная мура. А у него после всего этого дерьма в Пакистане и того, что он пытался все исправить – накопилось немало врагов и те с удовольствием представят пьяную историю как чуть ли не измену.

Так что надо сдать назад…

– Мне нужен один человек. Офицер южнокорейской армии.

– Имя?

– Во Вьетнаме капитан Роберт Ким. Белая лошадь[83]. Здесь – возможно полковник.

Авратакис хоть и выпивши был – но отряд 700 не назвал. Чтобы не подставлять.

– Капитан Ким.

– Знаете его, сэр.

– Знаю. Я работал в сайгонской резидентуре, как – никак.

– Итак, сэр?

– Это парень существует. Можно сделать запрос. Но…

Авратакис понял и без слов. Южнокорейцы никогда его не отдадут.

– Дело еще в другом… – посол отвечал на незаданный вопрос – дело в том, что в свое время мы крепко его подставили. Помните все эти ублюдочные дела… как только Сайгон пал – все начали разбираться друг с другом, почему это произошло. Методы были самые разные. Тягали тогда многих, в том числе меня – но мы то сражались за свою страну – верно? А он – за нашу, причем под наши же гарантии. Так что – нехорошо получилось.

– Вы хотите сказать, он питает на нас обиду?

– Да нет… Он слишком разумный человек, чтобы это делать. Просто в переговорах – многое будет зависеть от его позиции. Южнокорейцы осознают его уникальность как специалиста и не давят на него.

Авратакис понял, что настало время козырей. Козырем – было одно из двух, имевшихся у него писем, это – подписал лично директор ЦРУ генерал Одом. Он распечатал его – и протянул послу.

Посол ознакомился. Хмыкнул

– Кого собираетесь грохнуть? Кого-то у коммунистов? Масуда.

– Не мог сказать, сэр?

– Понятно. Мне будет нужно пару дней, чтобы разрулить всю эту ситуацию. Я знаю нужного вам человека лично, и попробую уговорить его, окей? Вас поселят в Силу, этот отель контролируется спецслужбами. Постарайтесь не напиваться.

– Да, сэр. И еще. Не будете ли вы столь любезны передать капитану Киму вот это.

Посол взял конверт. Ничего не сказал.

США, штат Коннектикут. Безопасный дом. 21 июня 1988 года

Через два дня – на одной из баз ВВС совершил посадку небольшой самолет, зафрахтованный ЦРУ. Его уже ждали – посол, действующий резидент, сам Авратакис…

– Приедет? – спросил Авратакис.

– Полагаю, что да. Он… был очень тронут. Не для протокола – что там было.

В конверте было помилование для капитана Роберта Кима и письмо. Подписанное лично Президентом США.

– Не для протокола. Не могу сказать, сэр.

Посол поморщился – но в ответ ничего не сказал.

Наконец – в дальнем конце летного поля появился новенький, темно-зеленый, закрытый Кайзер-Джип. Точнее – его местная версия, выпускаемая КИА.

– Это он – сказал посол.

Кайзер-Джип подкатил прямо к самолету и остановился. Из него – вышел человек.

С первого взгляда – Авратакису понравилось то, что он увидел. Средних лет человек, чисто выбритый, лицо почти без признаков азиатской крови. Рост около метра