— Неплохая идея! — одобрил Штрой. — И знаете что? Если не выяснится ничего плохого, я думаю, вы сможете их отпустить.

— Домой? — не веря своим ушам, вымолвил Аксель.

— Домой. Пусть хоть часок побудут с родителями напоследок…

«Какой хороший волшебник!» — пронеслось в голове у мальчика. И лишь затем он осознал весь ужас последней фразы.

— Гуманно! — осклабился Фибах. — И благородно! Я всегда знал, что вы…

— Лжёте, — холодно сказал Штрой. — Ничего вы не знали. Все приказы, которые я когда-либо отдавал вам, были исключительно беспощадны. Это называется «доброта на час», дорогой профессор. Вы что, в самом деле решили, что я отпущу этих детей к мамаше просто из сочувствия?

— Я… э… э… — растерянно забормотал Фибах.

— Я выше таких вещей, о чём уже сто раз вам говорил! Я бы захохотал над ними… Прежде всего меня интересует, как поведёт себя наш впечатлительный пуделёк, видя, что маленькие хозяева бросают его навеки. И берегитесь, если в этот душещипательный момент он хоть на секунду перестанет вас слушаться! Я пошлю с вами парочку старших духов, чтобы они лично проконтролировали эксперимент. А то вы ещё устроите детишкам несчастный случай потихоньку от Шворка… Ну ладно, идите за девочкой!

«Какой змей! — подумал Аксель. — И всё-таки лучше он, чем Фибах… Хотя нет! Оба хуже. Но что же делать? Я задержал их так ненадолго! А… надо ли теперь? Надо! Штрой может передумать».

— Нет, подождите, — капризно сказал он и грубо ткнул пальцем в Фибаха. — Вот он… профессор, значит… обманул нас! Обещал денег и не дал. Я хочу сейчас же получить чек!

— В самом деле? — поразился Штрой. — Да, у него это бывает. Рассеянность от занятий наукой — вот как я объясняю такие вещи! А насчёт денег… пожалуй, у меня нашлось бы немножко. Я сам выпишу тебе чек…

— Лучше наличными! — подумав, сказал Аксель. И, набрав в грудь воздуха, добавил: — Триста тысяч евро!

— Триста?! — созвездия в глазах Штроя на секунду замерли. (Кажется, сейчас как раз проплывали Большая и Малая Медведицы. А затем, как поток золотых монет, хлынул сметающий всё Млечный Путь.) — Да это же гроши! Семьсот… нет, миллион! Прямо сейчас! Только сперва объясни, за что.

— Деньги на бочку! — заявил Аксель, входя в роль и гоня из головы мысли типа: «Да подавись ты своим проклятым миллионом!» — Меня тут уже раз обманули…

Что-то блеснуло, и перед опешившим мальчиком выскочила из пола огромная дубовая бочка, судя по запаху, взятая второпях со склада несвежей сельди. На бочке стояла небольшая, но вместительная стальная касса с буквенно-цифровым диском.

— Набери своё имя, фамилию и дату рождения, — предложил Штрой. — А потом посмотрим внутри — нет ли там чего-нибудь.

И мальчик как можно медленнее набрал:

«АКСЕЛЬ РЕННЕР 12 ИЮЛЯ 1992»

Что-то щёлкнуло, и касса открылась. Перед глазами Акселя оказалось то, чего он и ожидал: толстые пачки пятисотевровых купюр, перехваченных бумажными лентами. На каждой ленте стояла печать и подпись кассира. Но, притворившись, что он всё ещё настороже, будущий актёр начал вертеть каждую пачку перед глазами, выборочно просматривая купюры на свет. Поэтому он не заметил, с какой бешеной скоростью понеслись созвездия в глазах Штроя, прикованных к набранному шифру. Затем эти глаза погасли и стали так же темны и пусты, как глаза страшного мальчика, дремлющего в соседнем кресле. Поражённый Фибах сделал несколько мелких шажков, вглядываясь в Многоликого, словно видел его таким впервые.

— Ты — внук Гуго Реннера? — медленно произнёс Штрой, подходя к Акселю вплотную и кладя руку ему на плечо. Рука была обычная, мягкая и даже тёплая, но Аксель от ужаса уронил пачку банкнот на пол. — Умершего 2 августа 1990 года в Мюнхене?

— Да… — шёпотом признался мальчик.

— Профессор, — ещё медленнее сказал Великий Звёздный, поворачиваясь к Фибаху, — подумайте хорошенько… Вы меня слышите? ХОРОШЕНЬКО! И скажите, не происходило ли в замке с момента появления этих детей чего-нибудь странного? Необъяснимого колдовства, например?

— В-вроде бы нет, — с запинкой произнёс Фибах. О, Аксель знал, о чём он думает!

— Вы уверены в своих словах? Пусть даже ерунда, мелочь… Ошибка обойдётся нам не менее дорого, чем история с псом. Если не дороже…

Фибах колебался. Аксель устремил на него ненавидящий взгляд в упор. Но что был взгляд детских глаз в сравнении с привычным ужасом перед Штроем, который тоже смотрел на предателя не отрываясь?

— С-стенка между комнатами детей стала п-прозрачной. Невидимой…, — выдавил наконец Фибах. — И никто не знает, почему. Никто ничего не делал…

— Твоя работа? — повернулся Штрой к Акселю.

— Нет! — искренне сказал тот, глядя в чёрные провалы его глаз. — Я же не умею колдовать…

— Можешь припомнить, что ты делал перед тем, как впервые заметил это? Я сумею заглянуть в твою память, если ты будешь помогать мне. Сосредоточься — и я удвою содержимое твоей кассы!

— Пожалуйста, — пожал плечами Аксель, добросовестно напрягая память. — Можете не удваивать… — он спохватился, — а утраивать! — И он стал думать о ночных неясных воспоминаниях, точнее, о том, как ему хотелось что-то вспомнить, но напрасно… Поймал мелькание созвездий в глазах Штроя — и опять уснул наяву.

Великий Звёздный поднёс морщинистую ладонь к лицу Акселя, и из медленно раскрывшихся губ мальчика вылетели слова — монотонно и очень тихо:

— Что ж, надо начинать день, и когда упадёт вечерняя тень, тогда-то, может, и вспомню я, в чём же была тревога моя. Посмотрим, что делается у Кри. Которая там, за стеной. Внутри.

— Ясно, — так же тихо сказал Великий Зёздный, отступив на шаг. — Рад, что не ошибся в тебе… — Он отвёл глаза, и Аксель тут же проснулся.

— Мне опять приходится извиняться перед вами, — бросил Штрой Фибаху, — однако я вынужден пересмотреть все свои планы. Теперь мы сможем обойтись без очень многого… если всё получится. Но вам я буду благодарен за этого мальчика (и, вероятно, за его сестру) — ещё больше, чем за Шворка, — прибавил он, заметив торопливое движение профессора.

— Что здесь происходит? — выдавил тот. — Я сейчас сойду с ума…

— А я, пожалуй, составлю вам компанию в этом деле… Вечером, уважаемый, мы разберёмся в наших проблемах вечером! — И Штрой многозначительно кивнул на жадно слушающего Акселя. — За девочкой можете не ходить, мне уже всё ясно. Вы приведёте ко мне обоих детей в восемь часов. А сейчас наш Аксель свободен. Что же ты оставил свои три миллиона, друг? — окликнул он мальчика, который поспешно двинулся было к лестнице. — Где твоя прежняя… хозяйственность?

Аксель покраснел и, смешавшись под проницательным взглядом Штроя, схватил изрядно потяжелевшую, увеличившуюся в размерах кассу. И был таков.

— Может быть, вы мне всё-таки скажете… — не без раздражения начал Фибах.