Она прицелилась.

Десять секунд.

Она выстрелила.

Удлиненная пуля двадцать калибра массой 40 гран вошла в затылок Губернатора, прорезала его мозг и вышла через глазницу, однако он, как ни странно, почти не почувствовал боли. Его единственный глаз вылетел из глазницы вместе с фонтаном кровавых брызг. Холодный ветер ворвался в пробитый сквозь голову тоннель.

В течение одного ужасного мгновения, как пациент на операционном столе нейрохирурга, который все понимает, пребывая в полубессознательном состоянии, он еще стоял на подгибающихся коленях спиной к своему убийце, не вполне осознавая, что смерть настигала его с неотвратимостью сияющего всеми огнями грузового поезда.

Прошла лишь доля секунды, и лобная доля, а за ней и весь мозг отключились и перестали посылать невольные сигналы центральной нервной системе, но этого времени оказалось достаточно, чтобы сведения о ранении зафиксировались в его голове, чтобы плохие новости распространились по всем мозговым долям, полушариям, центрам памяти и загадочным виткам и извилинам секретных уголков его больног разума. Голос зазвучал в голове с новой силой, и его новости были еще хуже тех, которые отправили его в небытие: Филип Блейк погиб еще год назад. Филип Блейк давно обратился прахом. Давно умер. Вся эра Губернатора была просто фикцией… просто обманом.

– Н-Н-Н-Н-НЕ-Е-Е-Е!!! – жутко заорал Губернатор, уже ничего не видя, но пытаясь в последний раз поспорить с голосом в своей голове и чувствуя, что тело его стало тяжелым, как туша слона, как туша умирающего слона, огромный вес которого вдруг обратился мертвым грузом.

Кусачие подминали его под себя, их скрюченные, как когти, пальцы тянулись к теплой, питательной плоти Губернатора. Низкий, как гудение реактивного двигателя, гул слабых стонов и отвратительных хрипов последним достиг слуховых нервов Губернатора. Шум стада ходячих окутал его и поглотил в себе внутренний голос, который все твердил страшную правду: «Он мертв… он давным-давно мертв… он уже в могиле… он погиб… умер… его больше нет!».

Губернатор едва почувствовал, как Лилли пнула его под копчик.

После этого удара Губернатор повалился на землю, единственная рука неловко, почти комично дернулась, как плавник выброшенной на берег рыбы, и он погрузился в прогнившую, иссохшую массу живых мертвецов. Кусачие тотчас схватили его негнущимися руками и впились зубами ему в кожу, и он провалился в небытие, улетев в ужасную темноту и успев лишь выкрикнуть в последний раз:

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ!

Его предсмертный вопль, пусть хриплый, пусть вялый, пусть слабый, услышал каждый в радиусе сотни футов.

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ! – взвизгнул он, и черные грязные зубы защелкали совсем рядом, прижав его к земле, и клыки разодрали его одежду и вонзились в слабые места кевларовой брони, пройдя сквозь швы. Кусачие потянулись к его обнаженной шее. Они потянулись к его руке и ногам. Они потянулись к его кровоточащим ранам, разгрызли глазную повязку, вкусили свежего мяса из пробитой глазницы. Они разодрали его нос и высосали всю ткань из носоглотки с напором свиней, которые взрывают землю в поисках трюфелей. Последняя искра жизни покинула Губернатора, когда кровь оросила атакующих крестильной водой и началась безумная трапеза, когда плоть отделили от кости, а тело разорвали на множество более мелких кусков… и последние призрачные проблески мозговой активности снова и снова повторяли одну и ту же фразу, как испорченная пластинка… «ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ…».

Через несколько секунд от него остались только бесформенные куски мяса и кровь…

…и бесконечный белый шум разума Брайана Блейка по завершении вещания.

Пока Лилли, содрогаясь от ужаса, пятилась от этого жуткого зрелища, опустив оба ругера, она поняла, что непредвиденные последствия пожирания Губернатора теми же самыми монстрами, которых он некогда использовал для развлечения горожан, дали выжившим крошечный шанс на спасение, ведь сотни ходячих отвернулись от них и устремились к теплой куче свежего мяса. Наступление захлебнулось. Мертвецы поспешили принять участие в безумной трапезе и урвать себе кусочек еще не успевших остыть человеческих останков.

Неожиданное затишье поразило оставшихся солдат армии Вудбери. Они замерли между стадом и ближайшим зданием, не в силах пошевелиться, наблюдая за тем, как их лидера у них на глазах раздирают на блестящие, влажные кусочки плоти вперемежку с клочьями ткани. Движимая чистым адреналином, Лилли быстро оценила ситуацию. В суматохе боя она потеряла Остина из виду. Но не успела она выяснить, что с ним случилось, как вдруг заметила свободный от ходячих путь к ближайшему входу в тюремный блок.

– ЭЙ! – крикнула она, пытаясь привлечь внимание остальных бойцов, которые испуганным батальоном из четырех мужчин и одной женщины – Мэттью, Хэпа, Бена, Спида и Глории Пайн – пятились к постройке. – ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ! ВСЕ ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ!

За мгновение среди пропитанных адреналином ужасов кишащего мертвецами, затянутого дымом тюремного двора произошла едва заметная, но резкая смена власти. Лилли обрела голос, о существовании которого и не догадывалась, странный, низкий голос, шедший у нее из груди, – голос отца, твердый, но учтивый, уверенный, но скромный, достаточно громкий, чтобы согнать енота с крыльца, – и этим голосом она обратилась к маленькой группе выживших.

– ЭТО ОТВЛЕЧЕТ ЧАСТЬ ИЗ НИХ, НО НЕНАДОЛГО! – она махнула рукой в сторону жуткой трапезы, а затем показала большим пальцем на ближайшую к ним нишу, скрытую в тени. – ВПЕРЕД! ВСЕ ЗА МНОЙ!

Лилли побежала к зданию, и остальные бросились следом, на бегу спотыкаясь и стреляя в ходячих. Часть стада отделилась от основной массы, занятой трапезой, и уже ковыляла к людям. Серия быстрых выстрелов пробила им головы, и мертвецы повалились на землю в кровавом тумане.

– НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ! СТРЕЛЯЙТЕ! – кричала Лилли. – У МЕНЯ КОНЧАЮТСЯ ПАТРОНЫ! НУЖНО ДОБРАТЬСЯ ДО…

Сзади раздался громкий выстрел, который оборвал ее на полуслове. Лилли развернулась и увидела Остина – он заваливался назад под напором двух ходячих, которые уже хватали его за ноги. Из глока вылетели два последних патрона последнего магазина. К сожалению, только одна из пуль поразила мертвеца, а вторая лишь оцарапала голову женщине-кусачей. Остин громко выругался и попытался отпихнуть ее пинком. Толстая домохозяйка, все еще в грязном махровом халате, с бигуди в засаленных волосах, клацала зубами, пытаясь поймать Остина за руку или за ногу.

– ОСТИН!!!

Лилли бросилась к нему и преодолела разделявшее их расстояние – футов тридцать или около того – за считаные секунды. На бегу она подняла оба ругера и несколько раз с хирургической точностью выстрелила в домохозяйку. Пули одна за другой попали в голову ходячей, и та отшатнулась от Остина. Последовало несколько всплесков крови и серого мозгового вещества, а затем череп домохозяйки раскололся и разлетелся на кусочки. Она упала на землю рядом с Остином. На плечах у нее осталась только половина головы. Точное, как в учебнике биологии, поперечное сечение ее черепа демонстрировало зараженный инфекцией мозг. Из глубин ее прогнившего тела выходил зловонный газ. Закашлявшись, Остин быстро откатился в сторону.