— Не подавай вида, брат, что узнал меня! — прозвенел голос Ронуин. Поспешно оборвав песню, она обратилась к халифу:

— Они поют песню моей земли, на моем родном языке, повелитель. Певец приглашает всех, кто понял его, подхватить мелодию. Пожалуйста, позволь мне сделать это или по крайней мере объясни, почему не стоит этого делать.

— Пой, моя прелестная золотая птичка, — великодушно разрешил халиф. — Я и не подозревал, что у тебя такой чудесный голос! Впредь ты будешь петь для меня одного, моя Hyp.

— Спасибо, повелитель, — поблагодарила Ронуин и снова запела:

— Он разрешил мне петь с тобой, ибо не знает, кто ты, брат мой. Но чтобы не возбуждать подозрений, не затягивай песню.

— Я пришел забрать тебя домой. Со мной От и Дьюи.

Скажи, как можно свершить невозможное?

— Оставайся в Синнебаре, брат, под любым предлогом и не вздумай рисковать. Я найду способ связаться с тобой. Пусть это нелегко, но рано или поздно все удастся. Будь терпелив и не покидай меня. А теперь лучше закончить песню, милый брат. Как я мечтаю снова обнять тебя! — взвился под сводами зала звонкий голосок Ронуин.

— Сделаю все, как ты велишь, дорогая. Я не оставлю тебя. Не оставлю.

Глинн закончил песню громким аккордом и поклонился халифу.

— Скажи, о чем вы пели, друг мой? — полюбопытствовал Рашид.

— Это история вдовы, чей единственный сын отправляется на войну. Она боится за него, потому что с тех пор не получила ни единой весточки. Но когда надежда почти потеряна, сын возвращается и обещает никогда больше не покидать ее. Это простая и грустная баллада, но сейчас я спою вам ту, что любят жители Дамаска. Только… не соблаговолите ли объяснить мне, кто та девушка, что пела со мной?

— Моя вторая жена, — ответил Халиф. — Она знает множество языков.

Ронуин едва сдерживала волнение. Глинн! Ее братец! Как он попал сюда? Свершилось чудо… А теперь ей требуется еще одно.

Целую неделю она раздумывала, что предпринять, и наконец поняла, что ей способен помочь лишь главный евнух. Но согласится ли он? Чернокожий гигант обладал неоспоримой властью в гареме. Даже Рашид аль-Ахмет зачастую не ведал, что творится на женской половине дворца.

Ронуин послала Садиру к главному евнуху с просьбой о встрече. Вернувшись, та сообщила, что Баба Гарун будет ждать госпожу Hyp у себя в покоях через час.

— Что тебе нужно от него? — с безразличным видом поинтересовалась Найлек, вне всякого сомнения, умиравшая от любопытства.

— Как я говорила, халиф хочет, чтобы я родила ему ребенка, но я опасаюсь, что мой сын станет соперником принца Мохаммеда. Слишком я люблю его мать, чтобы становиться у нее на пути. Однако она желает, чтобы я стала матерью.

Мы втроем беседовали об этом несколько дней назад. Я обещала, что скажу Баба Гаруну о своем решении. Разве не он стоит на страже интересов халифа?

— Если ты родишь сына, никто не поручится, что Мохаммед останется наследником, — сообразила Найлек.

— Именно этого я и боюсь, — подтвердила Ронуин. — Мохаммед должен остаться наследником ради безопасности и мира в Синнебаре! А теперь я должна повидаться с Баба Гаруном.

Главный евнух уже ожидал Ронуин, мирно покуривая кальян.

— Садись, Hyp, — пригласил он, указывая на груду цветных подушек. — Что случилось? Должно быть, что-то важное, ибо раньше ты никогда не пыталась потолковать со мной с глазу на глаз. — Красивые темные глаза вопросительно смотрели на нее.

— Вот что, Баба Гарун, хотя я никому этого не говорила, но считаю, что ты превыше всего ставишь благополучие госпожи Алии, — начала она и, помедлив, добавила:

— Даже выше интересов халифа.

Евнух молча кивнул.

— Продолжай, — велел он так тихо, что она едва расслышала.

— Я не хочу рожать детей повелителю. И думаю, в этом ты со мной согласен. Но сколько еще мы сможем обманывать халифа и госпожу Алию? А если меня заставят родить сына… Поверь, даже Найлек считает, будто он сможет занять место принца Мохаммеда в сердце отца и получить трон, что приведет к распрям и раздорам. А если я решу эту головоломку до того, как она превратится в угрозу для Синнебара?

— Как именно? — вырвалось у Баба Гаруна, пораженного ее проницательностью.

— Если меня здесь не будет, значит, никакого сына не появится, не так ли? — мягко осведомилась Ронуин.

— Предлагаешь, чтобы я помог тебе бежать, — заметил евнух, сразу все поняв, — Да, — призналась Ронуин.

— И как можно выполнить твой план, чтобы халиф не проведал и не велел меня казнить? — усмехнулся Баба Гарун. — Мое падение неизбежно, а если халиф найдет тебя, сама знаешь, что будет.

— Прежде всего ты должен поклясться, что не убьешь его. Если я окажусь причиной его смерти, мне не стоит жить.

— Кого? — встрепенулся главный евнух.

— Моего младшего брата, — призналась Ронуин.

— Но как… — начал Баба Гарун.

— Сначала клятва. Я знаю тебя как человека чести. Дай слово, и я все объясню.

Евнух долго раздумывал, прежде чем кивнуть:

— Хорошо, я не убью твоего брата. Но поведай мне правду.

— Молодой менестрель, певший в зале несколько дней назад, и есть мой брат, Глинн ап-Ллуэлин. Он разыскивал меня и начал с того, что под видом песни спросил, есть ли в зале его сестра. Я ответила, и мы немного поговорили под музыку на нашем родном языке. Он остался в Синнебаре в ожидании моих приказаний.

— Поразительно! — выдохнул Баба Гарун. — Совсем как в сказке!

— Я не хочу, чтобы халиф долго грустил. Он хороший человек, но я не люблю его так сильно, как Алия, и жажду вернуться домой. Когда мы отправились в крестовый поход, мой брат учился в монастырской школе. Очевидно, узнав о моем исчезновении, он бросился на поиски. Мальчик внезапно стал мужчиной. Он нашел меня, разве это не перст судьбы?!

Баба Гарун, как все уроженцы Востока, был крайне суеверен и придавал огромное значение знамениям и чудесам.

— Но если я соглашусь помочь тебе, как осуществить побег? — допытывался он.

— Халиф не отпустит меня так просто, — начала Ронуин, и евнух согласно кивнул. — Значит, нужно, чтобы для него я умерла. Он будет скорбеть, но рано или поздно смирится с потерей.

— Вряд ли, — вздохнул Баба Гарун. — Он не из тех, кто легко мирится с утратой любви, но у меня есть средство его утешить. Если одна из женщин Мохаммеда вдруг забеременеет и родит халифу внука, тот может отвлечься от своей скорби и перенести все внимание на дитя. Будут говорить, что Аллах вознаградил его новой любовью за безвременно погибшую. И как ты намереваешься умереть? Видно, все уже обдумала?

— Случайно упаду с той скалы, что высится на краю моего сада. Если у подножия найдут кости и пряди волос, посчитают, что мое тело объели дикие собаки. Сам знаешь, волос такого цвета нет ни у кого в городе, и халиф поверит, что я разбилась.