Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищ Окунев тоже не говорит.
– Верно, и он – тоже! А почему, ответить можешь?
– Ну…
– Ладно, кучер ты наш, – махнул рукой на «воспитанника» Люк. – Объясняю. Слова эти обычные мы используем для убирания этого самого «героизьму». Все эти «Ура!», «Вперед!» и «Даешь!» хорошо воодушевляют, но если ты своей профессией выбрал войну, они – не для тебя. То, что мы делаем, обычному человеку вредно, понимаешь?! И если ты эмоции в дело уничтожения себе подобных включаешь, так и с катушек съехать можно. Потому можешь считать жаргон наш в том числе еще и средством психологической самозащиты. Опять же – закрепление процедуры: мне один знакомый летчик-штурман рассказывал, что он, даже когда по улице идет, к местным ориентирам «привязывается», причем не к крупным, вроде приметных зданий, а к тем, что под ногами: решеткам и люкам канализационным, камням на мостовой. Представляешь, какой силы у него привычка?! Так и у нас – на пикник, бывало, приедешь, а в голове уже работа вовсю идет – на автомате прикидываешь, в какую сторону, если что, ноги делать да за какую корягу прятаться, если вдруг огнем накроют. Но ты не бойся, это потом пройдет – мозг без твоего участия всю работу делать будет, тебя от основной задачи не отвлекая. Так что учись, студент, пока я жив! И в этот раз учти, «клиент» у нас один будет, а основная задача – его не проморгать! Все, на место давай!
«Накачанный» таким образом, новую позицию Денис выбрал по всем правилам искусства: метрах в пятнадцати от опушки нашел глубокую, больше метра, яму; лопаткой вырезал в естественном бруствере амбразуру, после чего аккуратно расчистил себе в подлеске сектор, подрезав нижние веточки немногочисленных елочек и выкосив ножом траву. Прикрыв амбразуру экраном из срезанной травы и положив на бруствер бинокль, Кудряшов отполз на несколько метров, чтобы оценить дело рук своих. «Хм, а как бы не лучше, чем у командира, получилось!» – горделиво подумал он.
…Около часа ничего не происходило, и Дед в целях борьбы с навалившейся дремотой достал блокнот и принялся зарисовывать тактические знаки, изображенные на выстроившихся на дороге вражеских машинах. Цейссовский восьмикратный бинокль, которых за последний месяц «затрофеили», как обычно выражались члены группы, больше десятка, позволял это делать, не напрягаясь, так что вскоре несколько страниц блокнота были испещрены всяческими прямоугольниками, прямоугольниками со стрелками, прямоугольниками с маленькими кружочками под ними, косо перечеркнутыми квадратами и прочей военной геральдикой. Кудряшов так увлекся процессом, что даже не сразу отреагировал на раздавшийся неподалеку резкий крик сойки. Только после третьего скрежещущего звука до него дошло, что это не яркая птичка приветствует новый день, а Люк старается привлечь его внимание.
Старательно, но неумело ответив, Денис высунулся из своего «окопа»: «Так, кулаком погрозил – это понятно, я действительно замечтался, – жестикуляция начальника была выразительна и понятна. – Пальцы к глазам – это наблюдать. Широкая дуга растопыренными большим и указательными пальцами вдоль горла – фельдполиция. Беззвучный хлопок ладонями перед грудью и разведение рук на том же уровне, при том, что кулаки сжаты, – «на мотоцикле». В итоге получается: «Следи за полицейским патрулем!»
Жестом ответив, что свою задачу он понял, Кудряшов метнулся к биноклю, мысленно кляня себя за недостаточную наблюдательность: «Ведь смотрел же на дорогу, и даже больше – внимательно смотрел, а лейтенант все равно раньше заметил!»
Фельджандармы между тем занимались на первый взгляд странным делом – каждые сто метров мотоцикл останавливался, двое из трех немцев «спешивались», и каждый подносил к губам металлический рупор. К стоявшему на «их» стороне дороги мотоциклу ленивой рысцой подбежало несколько ночевавших вдоль шоссе солдат, а из массивного грузовика вылез унтер-офицер. О чем они говорили с жандармом, Кудряшов, понятное дело, не знал, но в бинокль отлично видел, что тот делал какие-то пометки на листе, прикрепленном к планшету. Буквально через пять минут патруль отправился дальше, а «докладчики», как назвал их для себя Денис, разбрелись кто куда. Когда мотоцикл с жандармами наконец скрылся из виду, он ползком выбрался из «нычки» и, предупредив Люка негромким свистом, больше похожим на шипение, пополз к начальству за инструкциями.
– Ну что тебе, боец? – Несмотря на неприветливость слов, раздражения или недовольства в голосе Люка Кудряшов не заметил.
– Тащ лейтенант, а что это немцы делали, а? – скороговоркой спросил он. – Я такого еще не видел.
– Это у них служба организации движения так работает. И, надо признать, неплохо работает. Вначале они выяснили, кто тут застрял, записали на тот случай, если кто-нибудь потеряется, а потом в приказном порядке определили очередность выдвижения частей. Вполне разумно, на мой взгляд.
– А если этих… ну, регулировщиков, завалить? – Помня недавнюю «лекцию», Дед Никто употребил синоним, хотя сначала хотел сказать «убить».
– В данных условиях это нерационально и неэффективно. Магистраль. – И, словно последнее слово все объясняло, Люк жестом приказал Кудряшову вернуться на свою позицию.
«Эх, выдали бы мне спецрацию, тогда бы ползать не пришлось… – мечтал Денис, наблюдая за тем, как немцы просыпались и приводили себя в порядок. – Но где уж?! Такую технику заслужить надо!»
Еще час пролетел незаметно. Вот уже месяц, как, к немалому изумлению соратников, выяснилось, что к Денису совершенно неприменима пословица про «ждать и догонять». Ждать он умел, тем более что обладал редким умением развлекать самого себя, сочиняя в уме различные истории. Правда, никто и не подозревал об этом свойстве, а он не признавался, что эта привычка выработалась у него за несколько лет работы почтальоном. Ну а чем еще заниматься, если надо развезти на велосипеде почту по деревням, отстоящим друг от друга на многие километры? Вот и сейчас, лежа в уютной «нычке», Кудряшов занимался привычным делом. На этот раз он сочинял историю о том, как после войны члены группы приехали навестить его, Дениса Кудряшова. Известного всей округе героя войны и орденоносца. И виделось ему, что сидит он на лавочке возле районной почты, а по пыльной улице едет «эмка». Нет, не «эмка» – «ЗиС»! Собеседники его – Галка, Оксана и председатель колхоза Владимир Борисович – теряются в догадках, а он отчего-то знает, что это по его душу… Потом машина останавливается точно напротив отделения, и оттуда вылезают командир и Люк, Арт, и Тотен, и даже вечно злой доктор, и к нему… Причем одеты все в полную парадную форму, ордена на гимнастерках сияют, блестят густым вишневым светом в петлицах шпалы и ромбы… А он эдак важно с лавочки встает и только собирается поприветствовать боевых друзей, как положено, как здоровенный слепень начинает виться перед его лицом…
«Да это же никакой не слепень! – восклицает вдруг Галка. – Это же самолет! Только махонький совсем!»
Открыв глаза, Кудряшов действительно увидел самолет. И даже не один – далеко, так что на фоне голубого безоблачного неба они казались маленькими блестящими каплями, ползли три, нет – шесть самолетов. Денис схватил бинокль, собираясь рассмотреть их получше, но вновь раздавшееся неподалеку «кряканье» сойки отвлекло.