– Смотрю, – пробормотал поднявший взгляд Бондарь.

– Не так! – Морталюк топнула ногой. – Хорошенько посмотри, внимательно!.. А теперь отвечай. Ты сделал выбор? Я или Ирина?

Десятки, а может, сотни неродившихся малюток испытующе взглянули на Бондаря. Они тоже просили его сделать выбор. Прямо сейчас. Немедленно.

– Ты, – сказал он, опуская глаза.

– Это правда?

– Да.

– Хорошо, – тряхнула волосами Морталюк. – Тогда будем считать, что Ирины больше нет. Она умерла, да?

– Да, – выдавил из себя Бондарь.

– В качестве компенсации у меня есть для тебя подарок.

– Не нужны мне подарки.

– Мне лучше знать. – Морталюк опустилась на колени, чтобы поднять лежащую у ног Бондаря подушку. – Видишь часы? Это самый солидный и дорогой «Ролекс», который только существует на свете. Сейчас пошла мода на другие часы, но все они яйца выеденного не стоят в сравнении с этой вещицей. – Морталюк подбросила массивные часы на ладони. – Я предусмотрительная женщина, Женя. С самого начала под подушкой лежали эти часы и пистолет. Другими словами, тебя ожидало одно из двух: либо пуля, либо сувенир на память об этом дне. Примерь. Я сейчас…

Сунув Бондарю «Ролекс», Морталюк направилась к двери, выглянула в коридор и приказала человеку с автоматом:

– Отойди на десять… нет, на пятнадцать шагов.

– Не имею права, Маргарита Марковна, – встревожился охранник. – Так не положено.

– Раз я говорю, то положено. – Морталюк хихикнула. – Это для твоей же пользы, дружок. Мужчинам с неуравновешенной психикой противопоказано слушать, как безумствует женщина, принадлежавшая им когда-то.

Охранник насупился:

– Вы рискуете.

– А как же иначе? – удивилась перешедшая на шепот Морталюк. – Что за жизнь без острых ощущений?

– Подстраховались бы хоть, Маргарита Марковна…

– И без страховки тоже нельзя. Поэтому звякни, дружок, моему референту и передай: пусть приступает.

– К чему?

– Секрет, дружок, большой-большой секрет.

Возомнившая себя чуть ли не девочкой, Морталюк захлопнула дверь и, крутанувшись на одной ножке, задорно крикнула Бондарю:

– Я готова! Часы надел?

– Да, – глухо ответил он.

– Их оставь, а остальное снимай. Ну, живо!

Зашедшаяся безумным смехом Морталюк принялась извиваться всем телом, словно гигантская гадюка, освобождающаяся от старой кожи. Бондарь подавил вздох. К сожалению, перед ним находилась не гадюка, а женщина, оставшаяся в чем мать родила.

Для чего родила? На кой хрен, извините за выражение…

Ирина лежала на диване и грызла арахис. Ничего другого в горло не лезло. За время разлуки с Бондарем она потеряла около трех килограммов далеко не лишнего веса и совершенно забросила работу. Ей было невмоготу сочинять идиотские эссе про мужские аксессуары. Хандра? Депрессия? Одиночество? Тоска по любимому? Все это и ничего из этого. По большому счету, Ирине просто не хотелось жить. Она вставала только для того, чтобы наведаться в ванную комнату, заглянуть в полупустой холодильник или постоять у окна. Потом она замертво падала обратно. Единственная строчка, написанная ею за полторы недели, гласила:

«Я знаю, каково это – быть мертвой».

Это было глубочайшее заблуждение, но Ирина не догадывалась об этом. Некому было ее переубеждать. Иллюзорная связь с внешним миром поддерживалась благодаря не выключавшемуся сутки напролет телевизору.

Машинально пытаясь вникнуть в смысл мельтешения на экране, Ирина потянулась за сигаретами. Сегодня утром она специально спрятала их подальше, побаиваясь, что превратится в заядлую курильщицу за время отсутствия Бондаря. Побаиваться побаивалась, а тайник все же устроила таким образом, чтобы сигареты постоянно находились под рукой. Помнится, Женя называл это страусиной политикой.

Очень точное определение, подумала Ирина и с ненавистью раздавила в пепельнице окурок, точно он был в чем-то виноват перед ней. «Ты совсем распустилась, дорогая моя, – сказала она себе. – Ну-ка, вставай и приводи квартиру в порядок. Потом займись собой. Сигареты – в мусорное ведро, телеящик – выключить, форточки – настежь! Действуй, дорогая моя. Аврал».

Ирина решительно встала с дивана, но из всех благих намерений успела осуществить только одно. Едва она выключила телевизор и потянулась к форточке, как внезапно ожил телефон в прихожей. Звонок был резким и требовательным. Он подействовал на Ирину, как пожарная сирена.

– Женька!

Потерявшая голову Ирина больно ушиблась коленом об стул, опрокинула его и, хромая, схватила телефонную трубку:

– Алло, алло!

– Добрый вечер, – сказала трубка мужским голосом. – Ирина Михайловна Потапова?

– Да… Кто это?

– Еще раз здравствуйте, – укоризненно сказала трубка.

– Здравствуйте, – спохватилась Ирина. – С кем я говорю?

– Вам звонят с Жениной работы. Тут такая петрушка…

Дурацкое слово! Дурацкий звонок! Ирина поспешила прислониться спиной к стене, потому что почувствовала, как пол уходит из-под ног.

– Что-то случилось? – спросила она омертвело.

– Вы не волнуйтесь, ничего страшного, – зачастил голос в трубке. – Но желательно ваше присутствие.

– Где?

– В больнице.

– Женя… Женя… – Как ни силилась Ирина, а сформулировать вопрос не получалось.

– Он ранен, – пришла на помощь трубка. – Ранение легкое, но…

– Что?! Да говорите же, боже мой!

– Не по телефону. За вами заедут. Через десять минут. Два коротких звонка, один длинный. Запомнили?

– Да.

Это был обессиленный выдох, а не ответ, однако на другом конце провода Ирину услышали. В трубке запульсировали гудки отбоя. Они были монотонными и совершенно идентичными, но чудилось, будто Ирине что-то хотят сообщить морзянкой.

SOS… SOS… SOS…

В больнице пахло, как и должно пахнуть в больнице. Яркий свет резал глаза. Ирина чихнула и попыталась поднести руку к носу, но столь простое движение ей не удалось. Она инстинктивно дернула второй рукой. Подвигала ногами. Всхлипнула от ужаса и непонимания.

– Мы очнулись? – весело спросила расплывчатая женская фигура, нависшая над Ириной. Ее голос резонировал, отдаваясь гулким эхом в ушах.

Зрение выхватило ампулу в руке женщины. Все было как в тумане, хотя ампулу Ирина видела совершенно отчетливо. Едкий запах доносился оттуда. Это он привел Ирину в чувство, но лучше бы она умерла, не приходя в сознание.

– Как наше самочувствие? – заботливо осведомилась женщина.