Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если не будешь орать, я уберу руку. – Я согласно закивала, потому что уже начала задыхаться. – Вот так… ну что, Марго, сдала меня боссу?
– Гена, что ты?! Я…
– Заткнись, – прошипел он. – А кто?! Кто знал про папку с бумагами? Только ты – потому что ты ее вынесла из офиса, и ты же отдала потом мне! Только ты знала, что я ее взял!
– Гена, я…
– Все ясно, Марго. Думала – в Цюрихе скроешься? Нет уж! Я все потерял из-за тебя – все, понимаешь?! Эти бумаги теперь – просто листы, не годные ни на что! Этот старый козел сразу заблокировал все счета и сделал так, чтобы на меня разослали ориентировку! Мало мне проблем с федералами – так еще и денег ни копейки!
– Гена, я умоляю – выслушай меня! – Я едва не плакала, понимая, что на этот раз все, не будет никакого Алекса, никто мне не поможет…
– Да не собираюсь я тебя слушать. – Он буднично полез в карман и вынул пистолет. – Не собираюсь, Марго. Хватит разговоров. Да – денег нет, но хоть моральное удовлетворение полу… – Он поперхнулся, закашлялся и вдруг повалился на меня сверху. На лицо мне хлынуло что-то горячее и чуть пахнущее металлом, я не сразу поняла, что это кровь… От ужаса я не могла ни кричать, ни шевелиться, тело Гены стало невыносимо тяжелым, словно оно – могильная плита. Сознание начало уплывать, я пыталась удержаться, и вдруг прямо над собой увидела лицо Алекса. «Господи, призрак…»
Но призрак вдруг сказал четко и понятно:
– Испугалась, моя девочка? Сейчас, родная, сейчас… – и мне сразу стало легко, свободно и спокойно.
Алекс отбросил труп, взял меня за руки и помог подняться. Ноги мои отказывались подчиняться голове и никак не удерживали тело вертикально.
– Ну-ну, что ты? Не бойся, уже все. Я успел.
– Ты… как ты… откуда? – пробормотала я, обвиснув на его руках.
– Никогда не спрашивай меня о моих источниках – кажется, я уже говорил тебе? – улыбнулся он и вдруг приник к моим губам долгим поцелуем. – Домой, Марго… домой, – пробормотал он, встряхивая меня.
Я почувствовала себя увереннее, сделала несколько шагов, опираясь на его руку, и наконец пошла нормально.
– Алекс… ты снова… снова…
– Я не могу оставить тебя, Марго. Что бы я ни говорил – я никогда не смогу оставить тебя, потому что ты моя.
О-о-о! Я ждала этих слов так долго…
С этого ужасного вечера все наладилось. Алекс ходил вокруг меня, как вокруг больного ребенка, – мне на самом деле стало плохо, и я слегла на долгих две недели – кормил, баловал, приносил охапками цветы и проводил дома столько времени, сколько никогда прежде. Я боялась думать о том, насколько наконец счастлива, – боялась сглазить, спугнуть. Мне хотелось продлить каждый совместный вечер, каждую ночь, запомнить каждое его слово, любой взгляд, любое движение. Он снова играл на рояле, и это тоже было счастьем – как маленькие капельки росы утром на свежих цветах, как крошечные бриллианты в длинных сережках. Как его присутствие в моей жизни.
Он вернул мне мое кольцо – рубиновое кольцо, которое я швырнула ему под ноги в тот день, когда мы расстались окончательно – через год после моей свадьбы с Ромой. Сохранил, надо же…
И только одно тревожило меня ночами. Только одно…
Я перестала видеть в кошмарах свою маму, зато начала – Мэри. Она являлась ко мне, как раньше Алекс, садилась в углу комнаты, закуривала и смотрела на меня. Просто смотрела – и все, но этот взгляд заставлял меня просыпаться с криком и в мокрой от пота рубашке. Алекс сердился и просил меня выкинуть Мэри из головы – но как я могла? И как он мог просить об этом, когда я однажды, убирая его кабинет, нашла скомканный листок бумаги, на котором его рукой было несколько раз написано «Ma-ry… Мэ-ри» – по-английски и по-русски?
Он тоже ее не забывал…
Зимой мы поехали в Барселону.
Я так давно не видела моря… Сразу нахлынули детские воспоминания, захотелось бродить по кромке воды, говорить что-то, читать стихи, которых было уже столько, что пришлось завести новый блокнот. Алекс посмеивался над моими чудачествами, а я… Я была так счастлива, что хотела обнять весь мир. Каждое утро я спускалась к пирсу и разговаривала со старичком-рыбаком. Он делился свежими новостями, показывал улов, предлагая мне всякий раз пару-другую только что выловленных рыбин, но я отказывалась. Мне просто нравилось разговаривать с ним на смеси английского, французского и немного испанского.
Мы совсем не обсуждали с Алексом будущее – жили сегодняшним днем, наслаждались, как хорошей едой или прекрасно снятым фильмом – и не больше. Я впервые не строила планов, не составляла каких-то списков и не старалась упорядочить что-то в своей жизни. Оказывается, это тоже приятно.
Однажды в городе я зацепилась взглядом за нечто знакомое. Рассматривая витрину, вдруг почувствовала, что на меня смотрят. Обернулась, поискала глазами – нет, никого. Разве… разве что черноволосый мужчина на противоположной стороне улицы… Что-то смутно знакомое почудилось мне в его породистом лице. Присмотревшись, я обмерла и ахнула – напротив стоял Костя. Нас разделяла только узкая проезжая часть – небольшая полоска асфальта. Я сжалась, думая о том, как избежать разговора, уйти отсюда, но и Костя, похоже, не особенно горел желанием общаться, а может, просто не узнал – мало ли. Ну, посмотрел на женщину – бывает…
Я с удивлением увидела, что к нему подходит высокая рыжеволосая девушка, и едва не ахнула – Мэри… Мэри – здесь, с Костей?! Но когда они развернулись и пошли в сторону маленькой кофейни, я поняла, что ошиблась, – у девицы был длинный носик, узко посаженные глаза и широкий рот, накрашенный кирпичного цвета помадой. Это не могла быть Мэри – хотя со спины здорово ее напоминала.
Когда ко мне вернулся Алекс, ходивший, как выяснилось, за очередным букетом, я рассказала ему об этой мимолетной встрече, и его лицо по-мрачнело:
– Нам нужно уехать, Марго.
– Но почему?
– Мне не нравятся совпадения. Очень не нравятся.
На следующее утро мы уехали в Цюрих, а еще через неделю – в Москву.
Московская зима – нечто. Каша под ногами и моя вечная депрессия. Очень хотелось чистого снега, свежего морозного воздуха – а каждое утро преподносило лишь сюрприз в виде смога. Мы жили у меня, и я каждое утро боялась открывать шторы – не хотела видеть серых домов и низкого, мрачного неба.
Алекс пропадал где-то, возвращался только вечером, но всегда с таким лицом, словно дома его ждал кусок торта. Мне казалось, что никогда прежде я не была так счастлива – ну, может быть, в тот год, когда мы были женаты.
Я хотела начать поиски работы, но он запретил – сказал, не хочет, чтобы дома вечером его не ждали. Я смирилась.
Благополучие разрушил телефонный звонок.
Было первое января, новогодние праздники в разгаре, мы собирались в гости к моему отцу. Я прыгала по спальне, выбирая наряд и отвергая одну юбку за другой, меняла блузки и водолазки, не решаясь на чем-то остановиться. Алекс шумел водой в душе, напевал что-то, и меня это веселило. Настроение было просто сумасшедшее – хотелось вытворять глупости и целовать всех прохожих.