– Поездка была не слишком утомительной для тебя, принцесса? – заботливо поинтересовался он. – Сестры уже выговорили мне за то, что я заставил тебя так долго сидеть в седле. Если ты себя плохо чувствуешь…

Сейчас он снова походил на того Дрейка, которого Эйлин знала; того, который сочинял забавные истории, чтобы: развеселить свою печальную сестру, который придумал хитрый план похищения своих кузенов, чтобы не ранить их гордость и в то же время спасти их жизнь. От того холодного чужака, каким он был в Версале, не осталось и следа. Эйлин несмело улыбнулась:

– Я неплохо себя чувствую, просто не привыкла к такому. Последние месяцы мне приходилось больше сидеть, чем двигаться.

Дрейк облегченно улыбнулся:

– Слава Богу. А то я уж подумал, что мои сказки стали явью, и ты действительно превратилась в фею и стала неуязвимой. Я совсем забыл, что тебе нездоровилось еще до того, как мы покинули Версаль.

– Не беспокойся так о моем здоровье. Лучше объясни кое-что. Что ты имел в виду, говоря о башне? – Эйлин испытующе посмотрела Дрейку в глаза.

– Я думаю, что перед этим разговором нам не помешало бы поесть, – ответил он и отвел взгляд. Сердце Эйлин замерло, в недобром предчувствии. – Боюсь, что обед уже давно нас ждет.

Никак не выказывая своих опасений, Эйлин согласно кивнула и взяла Дрейка под руку. Стоящая у дверей монахиня провела их по длинному коридору в большую комнату, где рядами стояли длинные столы, за которыми сидели облаченные в черные сутаны монахини. За самым большим столом в центре комнаты восседала мать-настоятельница. Эйлин узнала женщину: именно она встречала их во время прошлого визита. Рядом с ней стоял священник со своим служкой. Когда Дрейк и Эйлин вошли в столовую, все лица повернулись к ним. Мать-настоятельница и святой отец приветливо улыбнулись.

Эйлин не могла определить, кто из присутствующих монахинь ее мать, но, усаживаясь за стол между Дрейком и матерью-настоятельницей, явно чувствовала, что та смотрит на нее. И даже когда все склонились, вознося благодарственную молитву Господу, девушка чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Почему Дрейк привез ее именно сюда? Эйлин совсем не знала ту женщину, которую когда-то назвала своей матерью, и ей вовсе не хотелось нарушать покой Элизабет.

Во время еды мать-настоятельница со священником живо обсуждали какие-то вопросы, а Дрейк и Эйлин хранили вежливое молчание. Когда ужин подошел к концу, с верхнего яруса раздался дивный хор: нежные голоса воспевали хвалу Господу. Эйлин подняла голову, в восхищении слушая дивные звуки. Царившая доселе тишина действовала на нее угнетающе.

Мать-настоятельница проследила за взглядом девушки и улыбнулась:

– У нас тоже есть голос, дитя. Просто мы стараемся говорить как можно меньше, за исключением тех случаев, когда служим Всевышнему.

И тут Эйлин решила задать ей вопрос, который мучил ее с тех пор, когда она впервые попала в этот монастырь:

– Почему вы можете говорить, в то время как остальные вынуждены молчать?

Монахиня внимательно посмотрела на девушку.

– Я очень рада узнать, что к тебе вернулся дар речи. И понимаю, почему наш уклад так тебя удивляет. Я не принадлежу к ордену, который дает обет молчания. Среди нас должен быть хоть кто-то, кто может вести переговоры с внешним миром. Многие послушницы, решившие присоединиться к нашему ордену, со временем понимают, что не смогут провести всю свою жизнь в молчании. И тем не менее здесь и для них находится место. – Монахиня вдруг замолчала, словно размышляя, стоит ли говорить дальше. А затем продолжила: – Послушницам каждый день отводится один час, в который они могут свободно говорить. Когда же у них больше нет потребности использовать это время, мы делаем вывод, что они готовы дать обет.

Эйлин задумалась: произнесла ли ее мать клятву или сможет в этот час поговорить с дочерью, и о чем? Единственной темой для разговора могла быть общая ненависть к де Лейси.

После ужина, когда монахини стали расходиться, Эйлин опять потеряла Дрейка из виду. Окруженная толпой молоденьких послушниц, она направилась вслед за матерью-настоятельницей в приемную залу, стараясь разглядеть в толпе Дрейка или свою мать.

Вдруг совсем близко она услышала чей-то тихий голос. Эйлин быстро обернулась, чтобы посмотреть на говорившего.

– Извините, вы говорили со мной?

Лицо молоденькой послушницы заметно преобразилось.

– Ну слава Богу! А то я уж думала, что вы так и не начали говорить. Вы приехали, чтобы стать одной из нас?

Эйлин была так утомлена физически и духовно, что всем сердцем желала, чтобы это было так. У нее впереди длинная пора ожидания, и хорошо было бы провести это время в покое, чтобы успеть залечить душевные раны и научиться терпению, которое ей очень пригодится, когда родится малыш. Когда-то, не так давно, Эйлин думала, что сможет найти в себе силы, чтобы вернуться в Англию, поселиться в какой-нибудь глуши и начать новую жизнь. Но за последние несколько дней, проведенных с Дрейком, она поняла, насколько глупой была эта затея. Даже если она больше не нужна ему, перестать любить Дрейка выше ее сил. Она будет идти за ним, пока он позволит ей это. Ведь только так она могла хоть ненадолго продлить свое счастье. Но такая жизнь может оказаться небезопасной для нее и малыша. Каким-то образом ей все же нужно найти в себе силы, чтобы отказаться от этой безумной затеи.

Молоденькие послушницы с интересом расспрашивали Эйлин о жизни людей вне монастыря. Их внимание к подробностям светской жизни Версаля очень удивляло Эйлин. В тот момент, когда она подумала, что скоро охрипнет от бесконечных рассказов, где-то снаружи зазвонил колокол, оповещавший обитателей монастыря о том, что пришло время вечерней службы. Как по волшебству, все послушницы замолчали и начали неспешно покидать комнату.

Эйлин замешкалась, не зная, что ей делать дальше.

– Мисс де Лейси, прошу вас уделить мне несколько минут, пожалуйста, – услышала она голос священника, которого раньше видела в столовой.

Девушка послушно вернулась на свой стул и удивленно посмотрела на святого отца. Заметив выражение ее лица, тот улыбнулся:

– Несомненно, вы – дочь своей матери. Мне очень жаль, что я не смог присутствовать во время вашего прошлого визита.

– Моя мать здорова? – встревожившись, спросила Эйлин, не совсем понимая, к чему идет разговор. Она подумала, что святой отец, должно быть, такого же возраста, что и мать-настоятельница: ему очень-очень много лет. Возможно, он немного постарше сэра Джона. Эйлин чувствовала себя в его компании спокойно и непринужденно.

– Физически – да. А духовно… Вам нравится в нашей обители?

– Да, очень, – поспешно ответила Эйлин, вспомнив прекрасные цветы в монастырском саду.

Священник слегка удивился, но все же было заметно, что ему приятно это слышать.

– Большинство молодых людей считают тишину невыносимой. Но вы, как я понимаю, весьма необычная девушка.