— Прости, что не позвонил тебе. Принять такое решение мог только один из нас, потому что оно направлено против другого. Мы не могли обсуждать его вместе.

— Но я люблю тебя, — возразила Джейн чуть слышно, в то время как слезы беззвучно текли по ее щекам.

— Я тоже люблю тебя, — произнес Эрик серьезным голосом, в котором звучали и нежность, и теплота, но он ничего не мог сделать против печальной действительности. — К сожалению, есть вещи сильнее любви: я не могу дать того, чего ты ждешь от меня, Джейн.

Его нежность была страшнее грубости. Она означала, что он принял это решение хладнокровно и бесповоротно. Джейн не расплакалась, когда положила трубку. Она еще долго просидела у телефона, еле дыша. А в последующие дни ее рвало. Эрик подтвердил, что его мать находилась с ним.

Только после разговора с Эриком Джейн нашла в себе силы позвонить Эллисон и своим родителям. Эллисон пришла в ужас. Сначала она не могла в это поверить. Но плакать не стала, как тогда, когда узнала об аборте.

— В конце концов, это то, чего ты хотела. Иначе ты бы уже давно была с ним. Ни один брак не в состоянии противостоять расстоянию. Через некоторое время просто становится ясно, что два человека могут обходиться друг без друга. Я никогда не понимала, как у тебя это получалось. Лично я и недели не прожила бы без Джона.

Родители Джейн были уже в курсе. Как истинный джентльмен зять предупредил их за десять дней до развода.

— Твой отец запретил мне тебе звонить, — сказала ей мать извиняющимся тоном. — Он страшно злится. Считает, что ты сама себя разрушаешь своим поведением.

Оставалась Лина.

— Если уж Эрик так нравился твоим родителям, значит, он не для тебя. Не переживай. Все родители одинаковы, они всегда обвиняют своих детей. Слышала бы ты моих, когда я разводилась, и потом, когда я сказала, что…

— Ты была замужем?

— А ты не знала?

Будучи уверенной в том, что Лина никого не любила, кроме своих двух кошек, Джейн никогда не задавала ей никаких вопросов. Лина рассказала, что вышла замуж в девятнадцать лет за своего первого парня, с которым развелась в двадцать семь. Он выпивал и бил ее. Она переехала в Олд-Ньюпорт и здесь, спустя четыре года, познакомилась с Джуди, аспиранткой афро-американского факультета, когда та пришла брать у нее интервью для социологического исследования по вопросу гетто в Олд-Ньюпорте. Лина ждала пять лет, прежде чем объявить своим родителям, что она лесбиянка. Когда ей исполнилось тридцать семь, она прочно связала свою судьбу с Джуди. Родители заявили, что больше не хотят ее видеть.

— И это еще притом, что я пощадила их и не сказала, что Джуди — негритянка! У моего отца случился бы инфаркт.

Джейн слушала с широко раскрытыми глазами. Лина улыбнулась:

— Ты разве не знала, что я лесбиянка?

— Нет.

— Тебя это смущает?

— Нисколько, почему? Все великие французские писатели от Марселя Пруста до Маргерит Юрсенар были гомосексуалистами! Как и половина моего факультета.

Джейн покраснела, понимая, что говорит слишком быстро и слишком горячо, наподобие расистов и антисемитов, которые заверяют, что среди их друзей есть чернокожие и евреи. То, что действительно смущало ее, была внешность Лины: типичный портрет лесбиянки — водителя грузовика.

— Твоя подруга уехала из Олд-Ньюпорта?

— Джуди? Нет, она умерла.

— О, извини. — Джейн в нерешительности умолкла. — Несчастный случай?

— От СПИДа.

— От СПИДа!

В ее голосе прозвучало столько ужаса и удивления, что Лина пристально посмотрела на нее, подняв брови.

— У тебя не было друга, умершего от СПИДа?

Джейн отрицательно покачала головой.

— Тогда тебе повезло.

Лина помолчала несколько секунд, прежде чем рассказать историю Джуди. Она выросла в Бсдфорд-Стьювезанте, одном из самых бедных кварталов Бруклина; в шестнадцать лет пристрастилась к наркотикам, работая на своего дядю, мелкого дилера, от которого забеременела еще до того, как он попал в тюрьму. Служба социальной помощи передала ребенка приемным родителям. В двадцать два года Джуди решила изменить свою жизнь: бросить наркотики, продолжить учебу, найти работу, забрать своего ребенка. Она получила диплом об окончании Сити-колледжа в Бруклине. Но забрать свою малышку не смогла, так как та умерла от СПИДа.

— Она могла бы опуститься, снова начать колоться. Но поступила в Девэйн. Не знаю, понимаешь ли ты, что это значит для девицы из Бедфорд-Стьювезанта.

Судьба настигла Джуди на повороте. В тот самый момент, когда уже была готова ее диссертация, она умерла от СПИДа, в тридцать шесть лет. Лина рассказывала простым языком, без эмоций, продолжая жевать кусочки курицы. Джейн так и не притронулась к еде.

— Мне очень жаль. Я даже не подозревала.

— Ешь. Не расстраивайся. Пожалей лучше ходячие трупы, каковыми является половина живых. С Джуди мы прожили несколько лет, которыми вряд ли может похвастаться даже один из тысячи, проживших девять десятков. И она все еще продолжает жить здесь.

Лина постучала себя в грудь, по тому месту, где находится сердце.

Шел месяц май, ярко светило солнце. Джейн не замечала перемен в природе. Она продолжала жить. Вставала по утрам, пила чай, читала, составляла конспекты, разрабатывала свой второй проект. Любовные романы казались ей чем-то надуманным, только работа была ее спасательным кругом. Однажды ночью, читая Бальзака, она наткнулась на то место в «Герцогине де Ланже», где писатель сравнивал любовь со страстью: в течение одной жизни, писал он, человек неоднократно испытывает страсть, которую способны погасить ревность или отсутствие надежды; любовь же бывает только одна — безмятежная и бесконечная. Слезы заструились по ее щекам. Раньше она боялась, что Эрик будет питать к ней пылкую страсть, а ей хотелось просто любви — спокойной и нежной. Но в жизни получилось как раз наоборот. Он испытывал к ней страсть, но не любовь, а страсть могла умереть.

Довольно. Джейн взяла бумажный платок и высморкалась. Не хватало еще, чтобы ее мысли возвращались к Эрику каждый раз, когда она видела в книге слово «любовь», и чтобы ее захлестывала волна эмоций во время работы. Чтобы она, читая роман, отыскивала в нем предзнаменование своей судьбы и занималась саморазрушением. Если романы вызывают у нее слезы, значит, она не будет их читать. Она не будет читать ничего, кроме критики, где не рискует узнать себя в литературном персонаже. Джейн вспомнила вдруг о книге Вудроу, которая уже месяц лежала на полке в ее комнате. Ну ладно, прочтет она эту проклятую книжку, которая тоже не хотела, чтобы ее прочитали. Пора взять себя в руки. Сжав зубы, она поднялась и направилась за томиком в голубой суперобложке. Удобно положив ноги на пуфик, обитый тканью, она уселась на диване со стаканом виски. Перед ней на полу лежал ковер, сотканный в теплых тонах, и стоял старинный комод, на котором красовался букет, составленный из ирисов и роз, — вчерашний подарок Лины. От торшера из позолоченного металла, абажур которого она смастерила сама, обмотав металлический каркас широкой белой сатиновой лентой, на нее падал мягкий свет.