– Вполне возможно. Но мы же сейчас говорим о том, в какой войне может участвовать христианин. Тут уж ничего не поделаешь – перестанешь быть католиком, получишь сомнительное преимущество в войне…

И еще один важный момент – достойное обращение с пленными. Сдавшиеся или захваченные военные больше не представляют никакого вреда, и, следовательно, запрещается относиться к ним негуманно и применять по отношению к ним насилие.

Запрещено использовать средства и методы, которые несут mala in se – зло в себе. То есть насилие против населения или боеприпасы, эффект применения которых нельзя контролировать. Атомная бомба, например.

– Атомную бомбу католикам использовать нельзя?

– Ни при каких условиях.

– А теперь представь, что католик все-таки не в Большом театре, а на театре военных действий. Он связан присягой и приказами старшего по званию. Мне кажется, тебе это должно быть хорошо понятно – ты тоже связан обязательствами, схожими с солдатскими, и не можешь не выполнить решения вышестоящего начальства. А солдату могут приказать все, что угодно. И атомную бомбу сбросить, и из танка по мирным жителям палить.

– В принципе у католика есть две возможности. Или выполнить приказ, идущий вразрез с его совестью, пережить посттравматический шок, испытывать чувство вины и принять на себя психологические проблемы, которые иногда бывают весьма разрушительными. Или следовать своей совести и отказаться выполнять преступный приказ. Естественно, проблемы тоже будут, потому что когда воин отказывается выполнять приказ, он входит в прямое противоречие с командованием. И тут уж надо решить и принять последствия своего решения. Мы с тобой об этом раньше говорили и даже посвятили принятию решений целую главу.

Можно сбросить атомную бомбу, можно участвовать в массовых изнасилованиях, как делали это во время войны немецкие и советские солдаты, но никто не вышел из этого без последствий на всю оставшуюся жизнь. Были люди, которые отказались это делать и понесли другие последствия. Их выбор. Совесть у христианина должна превалировать над приказами начальства. Я так думаю. Это касается не только военных, но и церковных авторитетов.

– Ну, некоторые церковные авторитеты уже оценили жесткость моей совести, но они меня расстрелять не могут. А господин полковник может запросто. И с точки зрения законов военного времени будет прав.

– Не будет прав. Для победы совершенно не нужны гибель мирного населения и изнасилования женщин.

И тот, кто это оправдывает или на этом настаивает, заведомо не прав.

Конечно, из войны нельзя выйти с незапятнанными руками, но сохранить свою совесть необходимо максимально.

– Знаешь, я не помню благородной войны, которая велась по христианским правилам рыцарями и джентльменами. Начинается мясорубка, и никто особо не разбирает, где там мирное население и кого изнасиловали.

– Теория справедливой войны была выработана в поздней Античности и в Средние века. В то время действительно правила соблюдались. Бывали даже примеры, когда армии сходились, два главных рыцаря сражались друг с другом и тем определяли победу в сражении. Или во время Рождества и Пасхи объявлялось перемирие, дабы солдаты могли навестить семьи. С конца девятнадцатого века подобное ведение войн стало немыслимым и война, как ты говоришь, превратилась в мясорубку.

Но я приведу один пример, в котором, как мне кажется, благородные условия проявляются странным образом. Когда Гитлер напал на Советский Союз, немецкие войска быстро продвигались, и это явилось неожиданностью для Сталина.

– Вот ведь какой сюрприз! До этого приблизительно сто пятьдесят тысяч разведчиков и аналитиков назвали дату начала войны, но, разумеется, это было так неожиданно!

– Но Сталин очень любил Гитлера, а любовь слепа… Впрочем, я не об этом. А о том, что Сталин сильно струсил и понял, что коммунистические лозунги могут и не сработать. И тогда он встретился с митрополитом Сергием и пообещал, что разрешит после войны выборы нового патриарха, если Церковь поддержит оборону отечества. После этого и случилось знаменитое обращение «братья и сестры». Не «товарищи», а «братья и сестры». Это была не игра слов, а именно обращение за поддержкой со стороны традиции.

– Не буду спорить, хотя не согласна. Ты думаешь, это было важно?

– Более чем важно. Русские всегда были очень религиозны, даже если не всегда представляли, какова их религиозность.

– А я думаю, нам с тобой повезло. Нам не пришлось проходить проверку своего христианства. Есть две точки зрения на тюрьму. Солженицын считал, что тюрьма делает человека лучше и формирует его, если человек силен. Варлам Шаламов был уверен в обратном – лагерь ломает любого и это опыт, который человеку не нужен. То же самое и с войной. Она ломает в любом случае. Она заставляет идти против совести и потом страдать.

– В размышлении Церкви война никогда не рассматривалась в позитивном ключе. Иногда только считалась чем-то неизбежным. И даже Второй Ватиканский собор в Конституции Gaudium et Spes (лат. «Радость и Надежда») отмечает: «Всякая война, нацеленная на тотальное уничтожение целых городов или обширных регионов вместе с их населением, является преступлением против Бога и самого человека, а значит, подлежит твердому и немедленному осуждению».

Но ты также должна понимать, что, хотя всякая война ломает человека, он иногда обязан принять участие в справедливой войне со злом. И не заниматься пацифизмом любой ценой, даже если этот пацифизм попустительствует злу.

– Эдуард, мне кажется, что ты мне все про войну рассказал.

– Нет, не все. Я тебе не рассказал самого интересного – как нужно заканчивать войну.

– Неужели и про это есть католическая теория?

– Есть и про это. Называется Jus post bellum – право после войны. Нарушенные человеческие права должны быть восстановлены, и те, кто нарушал эти права, должны это признать. Капитуляция должна включать формальные извинения, компенсацию, военный трибунал и реабилитацию несправедливо обвиненных людей. Государство может принять решение остановить войну, если будет признано, что в течение военных действий оно не может достичь цели.

Также военные следователи обязаны объективно расследовать не только преступления противника, но и преступления собственных вооруженных сил, которые были допущены во время войны.

Условия мира должны быть признаны государственными органами и быть пропорциональны нарушению правил, которые были допущены при начале войны. Очень жестокие меры в отношении побежденных недопустимы.

И самое важное – истина и примирение могут быть иногда более важны, чем наказание военных преступников.

– Это как?

– Сейчас расскажу. В Руанде Церковь предложила принести покаяние и той и другой стороне и этим исчерпать конфликт.

– В Руанде? Где до этого были зверски убиты четыре миллиона человек?

– Потому что большинство населения страны в этом участвовало и, если наказывать виновных, неясно, где начнешь и где закончишь.