Охота за гориллами в Африке. Деталь финикийской серебряной чаши, VII в. до н.э.

18. В глубине залива есть остров… населенный дикими людьми. Очень много было женщин, тело которых поросло шерстью; переводчики называли их гориллами… Трех женщин мы захватили; они кусали и царапали тех, кто их вел, и не хотели идти за ними. Однако, убив, мы освежевали их и шкуры доставили в Карфаген» (пер. И.Ш. Шифмана).

Стоит отметить, что и здесь – особенно во второй части рассказа, когда Ганнон сообщает о тех областях, где еще не побывали греки, – он уделяет особое внимание опасностям, которые поджидают мореходов: дикие, воинственные люди, извержения вулканов, крокодилы. Коммерческий же успех предприятия якобы ничтожен: три шкуры горилл – вот и все богатства, привезенные из этого страшного края. Разумеется, мало кто из купцов, узнав о подобном исходе путешествия, рискнет повторить его. Пускались ли сами карфагеняне в новые плавания в Тропическую Африку? Может быть. Нам ничего не известно об этом. Если бы одна-единственная рукопись, сохранившая отчет Ганнона, погибла в Средние века, мы мало что знали бы и об этом плавании.

Путешествия финикийцев значительно расширили географические познания древних. Однако свои открытия финикийцы держали в тайне. После гибели Карфагена эти открытия были забыты. Побережье Центральной, Восточной и Южной Африки почти на полторы тысячи лет превратилось для европейских мореплавателей в одно огромное белое пятно. Вплоть до ХV века никто не рисковал плавать вдоль западных берегов Африки по направлению к экватору – маршрутом, давно знакомым финикийцам.

Уже в VII веке до нашей эры финикийские поселения появляются на побережье Марокко, в частности на острове Могадор – самом южном пункте, где обнаружена фактория финикийцев. Очевидно, впоследствии они не раз миновали Гибралтарский пролив и направлялись на юг, следуя вдоль берегов Африки. Однако нам известно лишь описание одного такого плавания, которое совершил карфагенянин Ганнон.

Любопытное сообщение оставил также Диодор Сицилийский. По его словам, финикийцы, обследуя побережье Африки по ту сторону Столбов Геракла, были отнесены далеко в океан. После многих дней плавания они достигли острова, лежавшего «в середине океана против Африки». Остров изобиловал лесом и судоходными реками. Почва его была тучной и «приносила сама собою плоды» – обильные урожаи пшеницы и винограда. Рядом, отделенный узким проливом, лежал еще один остров. Приятен был здешний климат. «Резкие перемены во временах года отсутствовали»: здесь не было ни сильного холода, ни ужасного зноя. Поэтому «даже среди туземцев успело распространиться занесенное извне верование, что здесь должны находиться Елисейские поля».

Судя по описанию Диодора, это мог быть остров Мадейра («Лесистый»), открытый в ХV веке португальцами, унесенными ветром далеко в открытое море. Очевидно, финикийцы были знакомы и с некоторыми Канарскими островами. Ведь Гибралтарский пролив долгое время служил путем сообщения и преградил путь морякам – превратился в западный «край света», – около 530 года до нашей эры, когда карфагеняне установили здесь блокаду.

«Посещение восточных и центральных Канарских островов и группы островов Мадейра, – полагал Рихард Хенниг, – это, видимо, единственное географическое открытие, которое довольно достоверно можно приписать финикиянам (не считая плавания вокруг Африки)». Возможно, впрочем, что это открытие было сделано уже критянами. «Казавшаяся некогда столь гордой слава финикиян все больше меркнет. Похоже на то, что финикияне везде шли лишь по следам более древних мореплавателей и сами вообще не были открывателями новых стран и морей».

Если финикийцы достигли Канарских островов, то могли совершать туда плавания регулярно. Ведь острова изобиловали красителями, которые можно было подмешивать в пурпурную краску при ее приготовлении. Недаром нумидийский царь Юба II именно там основал мастерскую по окрашиванию тканей в пурпур, и сами острова тогда называли «Пурпурными».

У этого предания есть и другая – страшная – концовка. По легенде, власти Карфагена, страшась, что Канарские острова захватят их соперники, решили скрыть дорогу туда, а для этого убить всех, кто поселился там. Они послали туда отряд воинов. Те напали на ничего не подозревавших жителей и всех их перебили.

Для многих историков «золотой век» Финикии длился почти три столетия – с 1150 по 850 год до нашей эры. Даже удивительно, что целых три столетия никто не покушался на независимость финикийских городов. В сущности, своим расцветом они – эти беззащитные сокровищницы Востока – были обязаны воле случая. Почти триста лет во всем Восточном Средиземноморье не появлялось ни одной могучей державы, способной направить свои войска к финикийскому побережью и покорить его. Это было время мелких царств, ослабевших империй, обломков отживших свое держав. «Народы моря», как жернова Божьи, перемололи все царства и сами изнемогли в этом ратном труде.

Но вот на пепелищах истории выросла новая держава – Новоассирийское царство. Именно ассирийские цари положили конец свободе и процветанию финикийских городов. Отныне владыки морей – финикийские купцы, – покинув корабль, становились слугами далекого, чужого царя. Не раз восставали они против новой власти, и в этой борьбе истощили силы и утратили первенство в средиземноморской торговле. Позднее ассирийских правителей сменят вавилонские, а затем персидские цари. Когда же Финикия освободится из-под ига последних, то окажется на вторых ролях.

Ведущие позиции в мировой торговле будут занимать Греция и Карфаген. Этого краха следовало ожидать, ведь сами порядки, установленные в Ассирийской державе, мешали развитию торговли. Значительная часть товаров изымалась принудительно, в виде дани.

Период упадка Финикии продлился почти пять столетий – с середины IХ по середину III века до нашей эры. Конечно, в эти столетия было всякое. Порой финикийские города вновь переживали кратковременный экономический подъем, но за ним следовал новый спад, вызванный очередным вторжением вражеской армии.

Первый тревожный звонок раздался в канун «золотого века». Ассирийский царь Тиглатпаласар I использовал «вакуум» политической власти, образовавшийся в Сирии и Ливане, и вторгся сюда, пройдя со своей армией до побережья Средиземного моря. Города Библ, Сидон и Арвад уплатили ассирийцам дань, а на Ливанских горах солдаты Тиглатпаласара заготовили вдоволь кедра для храма, возводимого в честь богов Ану и Адада, который строили в Ашшуре. Тиглатпаласар даже побывал в островном городе Арва-де, предпринял морскую прогулку на корабле и поохотился на дельфина.

Впрочем, регулярная вырубка ливанских лесов ассирийцами начинается лишь в эпоху Новоассирийского царства, примерно с 900 года до нашей эры. Ассирийские цари постепенно взяли верх над своими соседями. Из года в год они совершали походы – сперва, чтобы укрепить собственные границы, позднее, чтобы захватить соседние страны. Соперничество финикийских городов лишь облегчило ассирийцам их завоевание.