Потом жалеть стало некогда – пулемет снова очнулся. Морт отбросил опустевший «галиль», взял из коченеющих рук убитого «М16» и расстрелял полмагазина в опасную пустоту.

На левом фланге завязалась отчаянная перестрелка. Там опять кричали от страха, а может, от ярости и проснувшейся жажды убийства. Ничего, сами разберутся, если хотят жить.

Через час все закончилось, хотя Морану показалось, что прошла как минимум вечность. Тишина пала неожиданно, только звенели под ногами груды расстрелянных гильз и стонали раненые. Оглохшие солдаты бродили среди трупов. Морт приметил Дика, волочившего за собой винтовку. Треснувший приклад оставлял в песке глубокие борозды.

Моран не успел удивиться или обрадоваться тому, что парень опять выжил. Кто-то завопил:

– Проводник! Сюда! Скорее, проф ранен!!

Доктор Клеменс не был ранен. Он был вполне основательно и безысходно убит – очередь прошла на два пальца ниже сердца и разворотила легкое. Профессор еще дышал, на губах вздувались пузыри розовой пены, но ясно было, что осталось ему недолго.

Он пытался что-то сказать, хрипел, и вместе с каждым вздохом из груди толчками выплескивалась кровь. Какой-то солдатик старательно зажимал руками сразу три пулевых отверстия, второй неумело заматывал раны растрепанным бинтом. Ткань пропиталась кровью и не держала уже ничего.

– Моран…

Проводник наклонился над раненым. Под его тяжелым взглядом мальчишки перестали бинтовать профессора, а потом и вовсе куда-то пропали.

– Ты должен… знать. Груз… был в трейлерах. Около тысячи… трейлеров. Чтобы… можно было быстро перебросить… в нужное место. И все уже…

– Я знаю, док. Лежите спокойно. Скоро будет помощь, вам нельзя волноваться.

Клеменс кивнул – про помощь он все прекрасно знал: ниоткуда она не придет, просто не успеет – и больше не пытался говорить. А через двадцать минут перестал и дышать. Запрокинул к небу изуродованное лицо и затих, остекленевший взгляд уткнулся в зенит.

Моран устроился рядом, сунул в рот недокуренный с вечера бычок и скупыми, осторожными движениями начал разбирать автомат.

Он уже закончил счищать пороховую гарь и песчинки, когда рядом присел Дик.

– Док… умер?

– Умер, – согласился Моран.

– Значит – все? Мы можем уходить?

– Кто тебе сказал?

Его спокойствие показалось Дику кощунственным.

– Нас осталось всего семеро! И док погиб! Мы не дойдем до цели и не сможем вынести груз.

Моран сомневался – говорить ему или нет. Молодой ведь и глупый, не поймет.

Но все-таки решил сказать: парень неплохо дрался, имеет право знать.

– Да нет там никакого груза. Давно вывезли.

– Как вывезли?

– Прицепили трейлеры ко всему барахлу, что еще может ездить, – и вывезли. Дня три назад, думаю, пока мы топали по пустыне у всех на виду. – Моран посмотрел на свет вычищенный ствол.

– А… то есть… – Челюсть у Дика натурально отвалилась. Он потер руками виски. – Как это? Зачем?

– Есть такой тактический прием. Защищать ложную цель. Считай, что мы приковываем внимание врага к пустому колодцу.

«Долго же до тебя доходит, мальчик».

– Это подстава! – заорал Дик. – Если никакого груза нет, то мы просто приманка!

– Не совсем.

Моран вставил на место пружину, затвор. Быстро собрал оружие.

– А что? Что мы тут защищаем, если склад давно пуст!

– Надежду, парень, – сказал Морт и передернул затвор. Нагнулся, зачерпнул горсть песка и стал внимательно смотреть, как рыжие ручейки убегают между пальцев. – Мы защищаем надежду.

Рассказ написан по мотивам вселенной LAVA Online (lava-online.ru)

Староста с самого начала Грифу не понравился. На первый взгляд вроде нормальный дед. В густой копне волос и длинной бороде седина вперемешку с солнечной рыжиной. Пепел и огонь. В карих глазах за угодливой почтительностью лисья хитринка. Только походка разве что неловкая, подпрыгивающая. Может, просто плохо гнутся старые суставы, измученные артритом. А может, прячутся в старых латаных валенках вместо человеческих ступней козлиные копыта?

– Туточки оно, господин старший очиститель. Извольте глянуть.

Узловатый палец деда указал вниз, под обрыв, край которого курчавился густой травой. Здесь, видно, не косили, и скотину гнали подальше – чтобы не оступилась, вытягивая шею за сочной зеленью. Насколько глубок обрыв не разглядеть – внизу плавал туман, густая молочно-белая дымка, сквозь которую земля не просматривалась.

– Когда оно начало функционировать? Ну, когда первый раз это случилось? – хмуро спросил Гриф, избегая смотреть в заискивающие глаза деда. А может, это не горб бугрится на тощей спине под куцым тулупчиком – а третья рука, потихоньку кажущая кукиш господину старшему очистителю, пока сам дед почтительно мнется, стараясь быстро и верно ответить на вопрос?

– Так это… Оно завсегда, если утром или к вечеру, особливо к дождю, с болот-то натягивает. А когда и до деревни доползает. Болота у нас туточки, господин старший…

– Я не про туман, – оборвал Гриф, досадливо морщась. Запоздало припомнил, что сквозь маску дед не разглядит его гримас – и в который раз подумал: «Интересно, а каким я кажусь ему – в этой маске и защитном костюме? Чудовищем, может, еще большим, чем он мне?»

Инга так и не смогла привыкнуть к его маске. Едва он заходил домой, замирала и зажмуривала глаза – до тех пор, пока он не снимал маску и форму.

– Дурочка, – ласково пробовал увещевать ее Гриф. – Ну что в ней страшного, а? Вот, потрогай.

Затаив дыхание, Инга послушно, но гадливо, как дохлую крысу – уже не страшно, но по-прежнему, противно, – трогала студенистую шкурку маски.

– В ней – ничего, – соглашалась она с Грифом. – А вот под ней – да. Кажется… кажется, что ты когда-нибудь снимешь ее – а под ней уже не ты.

– А кто? – смеялся он, целуя ее висок, теплую впадинку с нежным завитком волос. – Ну, кто?

– Не знаю… – Ингины глаза темнели от страха, а голос срывался, будто у нее перехватывало дыхание.

Она умела немного предвидеть будущее, маленькая тихая Инга – иногда ошибаясь, а иногда угадывая с точностью до мелочей. Это свойство было единственным, отличавшим ее от остальных людей. От нормальных людей.

– Так это, господин старший очиститель, – дед растерянно хлопал бесцветными ресницами, – с Анькиной козы-то, верно, и началось. Потеряла она ее, да. Анька – козу то есть. И гори бы она пропадом, если бы не Анькина мачеха. Бесполезная животная была и дурная.

– Мачеха? – переспросил Гриф, увязая в дедовом путаном рассказе.