Но далеко не это является самым любопытным в данном эпизоде. Думается, что никакого плода совместного творчества у Таврина с Жиленковым быть просто не могло по той банальной причине, что они, скорее всего, никогда в жизни не встречались и соответственно даже не беседовали. Во всяком случае, такое предположение в переписке с автором высказал один из наиболее авторитетных исследователей РОА и КОНР К. М. Александров:

«Я работал очень плотно с 27-ю томами архивно-следственных материалов (коллекция Н-18766 МГБ СССР) в ЦА ФСК РФ по делу Власова, Трухина, Жиленкова и Ко. Могу со всей ответственностью заявить: Жиленков никогда с Тавриным не встречался, Власов и Жиленков никогда не давали Таврину «задания» убить Сталина, наконец, в ходе «процесса» 30–31 июля 1946 Власову и Жиленкову ни разу не предъявлялось обвинение в попытке убить Сталина»[125].

Весьма важное обстоятельство, которое, по мнению автора, непременно должно быть учтено. А вот факт первоначального знакомства Таврина с Жиленковым в Лётценском лагере вообще вымышлен от начала до конца. Судя по лагерным картам обоих, Таврин прибыл туда 15 июля 1942 года — в тот же самый день, когда Жиленкова увезли из этого лагеря в лагерь IIID. А невозможность знакомства обоих фигурантов друг с другом в Лётцене ставит под сомнение, а точнее, разрушает всю версию их дальнейшего сотрудничества в подготовке покушения, разработке плана операции и прочем. Безусловно, для приверженцев канонической версии это является шокирующим обстоятельством, но оно полностью подтверждается немецкими документами. Да, протоколы советских допросов Таврина пестрят упоминаниями о Жиленкове, но ведь вписаны они туда рукой следователя. Явно просматривается стремление НКГБ получить доказательную базу для обвинения бывшего бригадного комиссара в терроризме, но это не получилось. Кстати, к материалам дела Таврина приобщены всего два куцых протокола допроса Жиленкова соответственно на 7-й и на 1-й странице, чего не могло быть, сумей следствие доказать в этом отношении хоть что-то. Поэтому приговорили и повесили Жиленкова на основании других обвинений, а вот Таврину пришлось заплатить за это полную цену.

Однако, вне зависимости от того, кто составлял план покушения на Сталина, подготовка исполнителя теракта началась. Целесообразно сравнить практику подготовки Таврина к выполнению сложнейшего задания по убийству Верховного Главнокомандующего Красной Армии в военное время с обычной практикой СД по подготовке своих рядовых агентов и диверсантов, в том числе в рамках того же самого «Цеппелина». Можно смело утверждать, что никого из этих последних не готовили к столь ответственной операции, и поэтому вопросы конспирации в их случаях должны были волновать немцев куда меньше. По имеющимся архивным документам и опубликованным воспоминаниям, германская разведка всегда вполне разумно готовила агентов в обстановке повышенной секретности. Они могли проходить групповое обучение в размещенных за городом или в черте города разведшколах, а также индивидуально, проживая по отдельности на городских квартирах. Обучение глубинных разведчиков занимало от 1 месяца до полугода, диверсантов — от 2 недель до 2 месяцев, радистов — 2–4 месяца и более. За этот период общение курсантов ограничивалось своей группой и инструкторами, хотя периодически их все же отпускали в город. Они организованно посещали публичные дома, могли ходить в кинотеатры, но имели строгое указание ничем не привлекать к себе внимание посторонних.

Молодожены

Возвратившиеся с задания агенты, как правило, содержались отдельно от готовящихся к переброске, и уж во всяком случае под строжайшим запретом находилось произнесение вслух любых имен или адресов явочных квартир, способное расконспирировать агентуру в советском тылу. Как же обстояли в этом отношении дела у сверхзасекреченного агента Таврина, которого готовили для проведения не имевшей аналогов операции? Весьма странно, если не сказать больше. Теоретически мероприятия по конспирации должны были быть ужесточены «Цеппелином» до небывалого уровня, но вместо этого мы наблюдаем абсолютно противоположную картину. Таврин совершенно свободно передвигается по Пскову, Риге и Берлину. В германской столице организовывается его свадьба с Шиловой. Допустим, последнее не критично, поскольку все же происходило не на оккупированной советской территории, а в столице рейха. Однако как расценить выделение в распоряжение будущего террориста служебной машины, которая возила его по Пскову, пусть даже при организации соответствующей легенды прикрытия «инженера Политова»?

Таврин и Шилова с сопровождающим около выделенного им автомобиля

Подобное разрешалось далеко не всем офицерам гарнизона и немецким чиновникам администрации, а потому не могло не привлечь внимание посторонних. Создается впечатление, что СД едва ли не демонстративно расконспирирует Таврина перед противником. И это совершалось в условиях полного осознания опасности попадания в поле зрения советских агентов, как явствует из протокола допроса:

«Вопрос: — В чем заключалась подготовка вас к выполнению задания по террору?

Ответ: — В Пскове я занимался физической подготовкой и тренировался в стрельбе из оружия. 6 ноября 1943 года я был снова вызван в Берлин.

Вопрос: — Для чего?

Ответ: — Мне это неизвестно, но полагаю, что ГРЕЙФЕ хотел лично проверить, как идет моя подготовка, так как он в беседах со мной интересовался только этим вопросом и дал мне указание ускорить окончание подготовки.

Кроме того в Берлине я имел беседу с прибывшим туда из Пскова майором КРАУС. В этой беседе КРАУС известил меня о том, что принято решение о моем переводе в Ригу, так как по его словам в Пскове много советской агентуры, которая может узнать о подготовке меня к переброске через линию фронта (выделено мной. — И.Л.).

В соответствии с этим указанием я в Псков не возвратился, а 2 декабря 1943 года выехал из Берлина в Ригу, куда прибыл 5 декабря. 20 января 1944 года, в связи с обстановкой на фронте в Ригу была переведена из Пскова вся команда «Цеппелин».

После прибытия «Цеппелина» в Ригу, я продолжал дальнейшую подготовку к переброске через линию фронта.

Вопрос: — В чем заключалась ваша подготовка в Риге?

Ответ: — Совместно с переводчиком «Цеппелина» лейтенантом ДЕЛЛЕ, я вплоть до моей переброски через линию фронта подготавливал для себя легенду, соответствующие документы и экипировку».

Весьма любопытный фрагмент и в другом отношении. Помимо физической и огневой подготовки, агенту-боевику следует знать и уметь еще очень многое. Но, согласно показаниям Таврина, его не учат ни конспирации, ни методам обнаружения наружного наблюдения и уклонения от него, ни азам агентурно-оперативной работы, хотя планируют связать в СССР с другими агентами, ни самому основному, с чего начинается подготовка любого мало-мальски серьезного агента, — организации связи. Таврин не находился в рядах Красной Армии с весны 1942 года и потому не мог самостоятельно следить за происходящими в ней изменениями, в том числе в правилах ношения наград. Последнее вообще, по очень распространенной (и заметим, с точки зрения автора, совершенно невероятной) версии, якобы и стало причиной его провала. Агента сфотографировали в капитанском мундире с внушительным комплектом наград, в числе которых были ордена Красной Звезды и Александра Невского, размещенные на левой стороне груди. Между тем уже более года действовал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1943 года «Об утверждении образцов и описания лент к орденам и медалям СССР и правил ношения орденов, медалей, орденских лент и знаков отличия», вводивший порядок ношения орденов, имеющих форму звезды, на правой стороне груди, а имеющих форму круга или овала — на левой. Вот почему-то этот существенный документ в экипировке Таврина при фотографировании учтен не был, хотя за 14 месяцев, прошедших между его выпуском и заброской агента, вермахт захватил немало советских пленных с весьма распространенным орденом Красной Звезды. Немцы прекрасно знали о новом порядке ношения наград и централизованно разослали для руководства соответствующий циркуляр по всем разведшколам, переправочным пунктам и особым лагерям. Агенты «Цеппелина» и других разведорганов забрасывались в советский тыл сотнями, и ни один из них не провалился по причине демаскирующего признака — несоблюдения порядка размещения орденов. А проблемная фотография Таврина делалась отнюдь не на память, ее использовали для фабрикации фальшивой газетной вырезки с заметкой о присвоении агенту звания Героя Советского Союза.