вслед тюку с шерстью, бродя вдоль вытянутого фасада тюрьмы. Убедившись, что носильщик добрался до угла здания, он стряхнул снег с кожаных перчаток и снова взглянул на вход в тюрьму, роковые ворота, через которые входили многие, а выходили лишь единицы.

Где же Фульширон? Его товарищ скрылся в тюрьме еще два часа назад. Кюнен думал, что с судьей Дигби лучше поговорить кому-то одному. Иначе британцу могло не понравится, что на него наседают сразу два французских жандарма. А если переговоры провалятся, им придется вернуться в Париж без Александра Дюма. Как тогда они выполнят поручение?

Кюнен окинул взглядом мрачный фасад тюрьмы. Стены из серого базальта упрямо смотрели на него сверху вниз. Одного взгляда на сооружение было достаточно, чтобы вор и думать забыл о следующем разбойничьем набеге, убийца бросил кинжал ржаветь, а мошенник сунул деньги обратно жертве. Ньюгейтская тюрьма внушала страх. Этого не меняла и шапка из снега, лежавшая на плоской крыше, как кайма из горностая.

Кюнен прождал возле эшафота еще час. Наконец ворота открылись, и из них вышел Фульширон. Товарищ Кюнена был одет в короткое синее пальто из шерстяного твида и защищался от холода красным шейным платком. Цилиндр он держал в руке. Уже по выражению лица Фульширона Кюнен понял, что у того ничего не вышло.

– Я объяснил, что Дюма должен сидеть во французской тюрьме. Но Дигби мои слова не убедили, – сказал Фульширон, состроив страдальческую мину.

Кюнен ударил кулаком по ладони.

– Зловоние и тлен, – прошипел он. – Мы же не можем вернуться в Париж с пустыми руками.

Фульширон достал портсигар из чеканного серебра. В нем умещался десяток сигарет. Новое изящное табачное изделие вот-вот должно было прийти на замену громоздкой сигаре.

Мужчины закурили.

– Есть еще один способ. – Фульширон затянулся, выдохнул дым, выпятив нижнюю губу, и устало нахмурился. Постепенно он осознавал все тяготы этого предприятия. – Судья Дигби сказал, что хочет оставить Дюма в Ньюгейтской тюрьме, чтобы дневники королевы Виктории точно больше не публиковали в газете. Если я правильно понял, новых статей и в самом деле не было уже несколько дней. Но только с тех пор, как Дюма заперли в самом глубоком подвале тюрьмы.

– Значит, это действительно он. Этот обманщик всех одурачил. Как только ему это удалось? Прямо из тюрьмы! – Кюнен швырнул окурок на землю. Сигарета с шипением погасла на снегу. – Да только я не понимаю, как это нам поможет.

– Разумеется, англичане хотят убедиться, что злодей больше не будет совершать преступления, – продолжил Фульширон. – А если мы привезем Дюма в Париж, сделать этого они уже не смогут.

– Но ведь наши тюрьмы самые безопасные в мире. Ты не сказал этому судье, что стены французских темниц удерживали королей и генералов? Ла Форс[79], Мазас[80] – одни названия этих мест вселяют такой ужас, что наши преступники произносят их лишь шепотом.

Фульширон поднял бровь.

– Дигби это не впечатлило. Он считает, что Дюма можно доставить в Париж только одним способом.

Кюнен сразу понял, что имеет в виду его товарищ.

Тут же он услышал, как Фульширон сказал:

– Только мертвым. Дигби уверил меня, что проследит за тем, чтобы Дюма поскорее казнили. Как раз здесь, где мы стоим. Приговор могут привести в исполнение уже через неделю.

В воздухе разом повис запах горелого.

– И это нужно решить нам? – спросил Кюнен. – Будет ли Александр Дюма гнить в этих стенах или с ним быстро покончат?

Фульширон засунул руки в карманы накидки и кивнул.

Снег повалил еще сильнее. Стены Ньюгейтской тюрьмы исчезли за завесой крупных хлопьев. Кюнен смахнул их с накидки.

– Тогда нам лучше принять решение сейчас же. Мне не хочется оставаться в этой холодной мокрой стране ни дня больше. – Он замолк и сглотнул. – Мы привезем Дюма в Париж.

Зимний сад Королевского дворца представлял собой теплицу размером с вестибюль вокзала. Стены и потолок были сделаны из стекол, скрепленных стальными балками, окрашенными в белый цвет. Пестрые заклепки на подпорках напоминали цветы, которые не увяли бы даже в самый лютый мороз. Сквозь стекла падал сумеречный свет зимнего дня. Пола было почти не видно. Вид Анне заслоняли огромные листья размером с пол-одеяла. Пока леди Элис толкала инвалидное кресло, Анна только и делала, что отодвигала растения, мешающие ей на пути. Позади двух женщин стебли снова ударялись друг об друга. Казалось, растения перешептываются, и Анна бы ничуть не удивилась, заметив сидящих на пальмах и померанцах[81] кобольдов[82]. Пахло влажной землей, молодой порослью и гниющими останками опавших листьев.

Зимний сад в задней части Букингемского дворца был любимым местом забав наследного принца Альберта, которого все называли просто Берти, и, вероятно, самой тщательно охраняемой игровой комнатой в мире.

Леди Элис потребовалось два дня, чтобы убедить гувернанток Берти. В конце концов три матроны нехотя согласились: немецкой учительнице графине фон Дорн разрешили навестить наследника престола и почитать ему вслух. Леди Элис лелеяла надежду, что немного поучительной литературы вырвет мальчика из лап апатии.

У камина леди, вставшая на путь исправления, во всем призналась Анне. Она рассказала, что Леметр давил на нее из-за романа с Фергусом Сиборном, и в отчаянии она пообещала магнетизёру предоставить доступ ко двору королевы – через Берти. Этим женщины и хотели воспользоваться, чтобы вывести Леметра на чистую воду. Однако план устроить ловушку во дворце таил в себе риск – и риск этот понуро сидел прямо перед ними.

Когда королевский дом потряс скандал о дневниках монархини, и без того болезненному принцу стало еще хуже. Десятилетний мальчик потерял аппетит. Он глядел на игрушки так, как будто никогда раньше их не видел. Оловянные солдатики теперь лежали без дела. Мальчик даже перестал возиться с миниатюрой паровой машины, при помощи которой обычно приводил механические вагонетки в движение, а гувернанток – в ужас. Берти превратился из непоседы в лежебоку и тихоню.

В тот вторник Анна и леди Элис нашли принца в зимнем саду. Берти сидел на шерстяном одеяле в зеленую и красную клетку, расстеленном на холмике. Мальчик казался карликовой копией Наполеона после поражения при Ватерлоо. Принц смотрел на посетительниц тусклыми глазами сквозь очки с толстыми стеклами.

Леди Эсми, одна из гувернанток, сидела рядом с ним в кресле и обрабатывала кусок кружева, натянутый на пяльцы. На ней было черное закрытое платье и белый чепец.

Леди Элис представила друг другу Анну, леди Эсми и принца Альберта. Как и было условлено, Элис заговорила с гувернанткой.