– Только ради штата Кентукки, – сказал Вилли. Он смешивал различные напитки и ничего не имел против таких смесей: шотландское виски, шампанское, бурбон. – Я против всяких легенд, я подрываю всякие мифы, – с гордостью сказал он.

Выпив виски, они сели на Пятой авеню в автобус, следующий до Даунтауна, заняв места на верхнем этаже. Там над головой не было никакой крыши. Вилли снял свою фуражку заморской армии с двумя серебряными нашивками и офицерским плетеным шнурком. Ветер, усиленный скоростью автобуса, взъерошил ему волосы, и от этого он казался еще моложе. Гретхен сейчас так хотелось притянуть руками его голову к себе, положить себе на грудь, поцеловать его в затылок, но вокруг сидело много пассажиров – она постеснялась и поэтому, взяв у него фуражку, стала поглаживать серебряные полоски и шнурок.

Они вышли из автобуса на Восьмой улице и отыскали свободный столик на тротуаре, в открытом кафе «Бревурт». Вилли заказал мартини.

– Это улучшает аппетит, – объяснил он. – Нужно позаботиться о правильном отделении желудочного сока. Он уже подает знак тревоги. Зажглась красная лампочка.

Сначала бар «Алгонкин», потом «Плаза», вот это кафе «Бревурт», контракт на работу, встреча с капитаном. Как много событий, и все за один день. Все впервые. Сегодня сыплется на нее как из рога изобилия. На обед они заказали дыню, жареного цыпленка и бутылку красного калифорнийского вина из долины Нейп.

– Из чувства патриотизма, – объяснил Вилли. – И еще потому, что мы выиграли войну. – Он сам выпил почти всю бутылку. Но глаза у него оставались такими же ясными, не затуманенными алкоголем, а речь – четкая.

Они больше ни о чем не говорили, просто сидели за столиком и смотрели друг на друга. Если она в самое ближайшее время его не поцелует, то ее отправят в психиатрическую больницу в Бельвью.

После кофе Вилли заказал им по бренди. Сколько же все это должно стоить? – подумала Гретхен. Если учесть сегодняшний ланч и потом всю эту выпивку и еду за целый день, то Вилли наверняка за все пришлось заплатить не меньше полсотни. Когда он рассчитывался с официантом, она спросила:

– Ты богач?

– Я богат только духом. – Он показал ей бумажник. На стол выпали шесть купюр. Две сотенные, а остальные по пять долларов. – Вот перед тобой все состояние Эбботта, до последнего цента, – сказал он. – Мне внести твое имя в завещание?

Двести двадцать долларов. Она поразилась, как это мало. Даже у нее на счету в банке лежало больше: остаток от восьмисот долларов, подаренных ей Бойланом. Она никогда не тратила на еду больше девяносто пяти центов за раз. Может, это в ней играет кровь ее отца-скряги? Ей стало не по себе от такой мысли.

Гретхен наблюдала за действиями Вилли, как он небрежно запихивал деньги обратно в бумажник.

– Война научила меня ценить деньги, – сказал он.

– Ты рос в богатой семье?

– Отец мой был таможенным инспектором, работал на канадской границе. К тому же еще и честным человеком. А в семье было нас шестеро. Но мы жили как короли. Мясо трижды в неделю на столе.

– Я всегда беспокоюсь из-за денег, – призналась она. – Я видела собственными глазами, во что превратила нищета мою мать.

– Выпей лучше, дорогая, – посоветовал ей Вилли. – Ты никогда не будешь дочерью своей матери. Очень скоро я возвращаюсь к своей пишущей машинке, к этой курице, несущей золотые яйца.

Они выпили бренди. Гретхен почувствовала воздушную легкость в голове, но не опьянела. Абсолютно точно.

– Подведем итог нашей встречи, – сказал Вилли, поднимаясь из-за столика, – что у нас с выпивкой? Все в порядке? – Они, минуя заросшие живыми изгородями кабинки на террасе, вышли на улицу.

– Я сегодня больше пить не буду, – сказала Гретхен.

– Вот, прислушивайтесь всегда к женщинам, если хотите почерпнуть мудрости. Женщина – это мать Земли. Жрица оракула. Дельфийские пророчества, истины, спрятанные в загадках. Сегодня больше не пьем, идет! Такси!

– Отсюда можно дойти и пешком до моего общежития, – заметила она. – Это займет не больше пятнадцати минут.

Такси резко затормозило перед ними. Вилли галантно открыл перед ней дверцу. Она села.

– Седьмая авеню, отель «Стэнли», – сказал Вилли, садясь рядом с ней.

Они поцеловались. Оазис благоухающих ароматов, слившихся в поцелуе губ: шампанского, шотландского виски, кентуккский бурбон с мятой, красное вино из долины Нейп в Калифорнии, бренди, дар Франции. Гретхен, притянув его голову к себе на грудь, уткнулась носом в его густые шелковистые волосы.

– Боже! Я мечтала об этом весь день! – прошептала она. Она все сильнее прижимала его голову к груди, гладила ее, как солдата-подростка. Вилли быстро расстегнул две верхние пуговички на ее платье, поцеловал ее в ложбинку между грудей. Через его лежавшую удобно, как в колыбели, голову она видела спину водителя. Он был занят своими красными, зелеными, желтыми светофорами, спешившими, как всегда, пешеходами, и что делают позади него пассажиры, ему было безразлично – это их личное дело. Он в упор смотрел на нее с фотографии освещенной таблички. Мужчина лет сорока, с блестящими, бросающими ей вызов глазами, наверняка с больными почками человек, видевший все на свете, знавший всех в этом громадном городе. Илай Лефкович – большими буквами написано на картонке, таково было распоряжение полиции. Гретхен никогда не забудет ни его имени, ни фамилии. Ах, Илай Лефкович, никогда не подглядывающий возничий любви. В этот час движение на улицах не было столь оживленным, и он на большой скорости гнал свою машину в верхнюю часть города. Еще один последний поцелуй ради Илая Лефковича, и она застегнула платье, вполне приличное, даже если она вдруг окажется в свите невесты.

Импозантный фасад отеля «Стэнли» производил ошеломляющее впечатление. Создавший его архитектор или побывал в Италии, или же по фотографиям изучал итальянское зодчество и создавал что-то среднее между дворцом дожей и аптекой Уолгрина. На Седьмой авеню повеяло морским воздухом Адриатического моря.

Гретхен стояла в сторонке в холле, а Вилли подошел к портье за ключом. Вокруг в бочках развесистые пальмы; темные деревянные стулья на итальянский манер, яркий свет. Женщины с лицами сержантов полиции, с курчавыми жесткими белокурыми волосами, как у дешевых кукол. Любители грубых развлечений расселись по углам. Солдаты с железнодорожными литерами в кармане, две девицы из варьете, с высоко задранными задницами, с длинными ресницами, старуха в мужских рабочих ботинках читает журнал «Семнадцатилетние», наверняка чья-то мать; коммивояжеры, недовольные неудачным днем, детективы, готовые сразу же пресечь порок и безнравственность.

Гретхен с безразличным видом направилась к лифту, будто она здесь одна, без сопровождающего чичероне, не оглядываясь на Вилли. Она даже не посмотрела на него, когда он подошел с ключами в руке. Такое притворство давалось ей легко. В кабине лифта они молчали.

– Седьмой, – сказал Вилли лифтеру.

На седьмом этаже не было и признаков итальянского антуража. Узкие коридоры, обшарпанные, облупившиеся металлические темно-коричневые двери, некогда бывшие белыми, не застланные коврами плиточные полы. Извините, ребята, больше не станем вас дурачить. Лучше, в конце концов, знать правду: вы – в Америке.