— Ну и дела! — Афина озадаченно покачала головой. — Хотела бы я знать, кто же ты все-таки?

— Я и сам хотел бы… Впрочем, нет, вру! Я слишком боюсь узнать правду, поэтому я ее до сих пор и не знаю, наверное. — Вздохнул я. А потом осторожно добавил:

— Может случиться так, что завтра я снова лягу спать и опять захочу увидеть этот сон — о том, как я сижу у вас в гостях, и мы болтаем, как добрые приятели, а глупая игра в войну, которую нам навязали, не имеет никакого значения… Как ты думаешь: я могу позволить себе такую роскошь?

— А почему ты меня спрашиваешь? — Неожиданно улыбнулась Афина. — Как я могу указывать тебе, какие сны ты должен видеть? Если ты снова захочешь, чтобы тебе приснились мы — почему бы и нет? В конце концов, ты здорово нас выручил. И потом, может быть, ты вспомнишь одно из своих бывших занятий и захочешь поохотиться на этих загадочных чужих богов? Я бы с удовольствием составила тебе компанию: они меня здорово разозлили!

— Я могу расценивать твои слова, как приглашение? — На всякий случай уточнил я.

— Ты можешь расценивать мои слова, как тебе заблагорассудится. — Высокомерно сказала Афина. Потом, отвернувшись в сторону, добавила тихо и, кажется, даже смущенно:

— Конечно, ты можешь навестить нас, если захочешь.

Во всяком случае, я не собираюсь ни с кем делиться своим открытием, в том числе и с Одином. — Она немного помолчала и неожиданно весело призналась:

— Честно говоря, мне ужасно интересно: хватит ли его хваленой мудрости, чтобы понять, кто ты такой… У нас с ним, знаешь ли, что-то вроде соревнования: мы постоянно выясняем, кто круче. Иногда это помогает отвлечься от печальных размышлений.

— Еще бы! — Понимающе кивнул я. — Что ж, спасибо за приглашение, Паллада.

А сейчас мне пора исчезать. Кажется, там, где я уснул, меня уже давно пытаются разбудить. Во всяком случае, мне очень трудно здесь оставаться…

— Конечно, исчезай. — Согласилась она. — А почему ты до сих пор этого не сделал?

— Потому что хотел объяснить тебе, что я хороший. — Честно признался я. — Уж не знаю, удалось мне это, или нет, но я сделал все, что мог.

— Наверное, тебе удалось… Впрочем, я и сама не знаю. — Афина беспомощно пожала плечами. — Вообще-то прилагательное «хороший» тебе не слишком подходит, ты уж не обижайся. Но слово «плохой» тоже совершенно неуместно.

— Твоя правда. Оба эти слова вообще неуместны в большинстве случаев. — Улыбнулся я, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Подожди. — Потребовала она. И робко попросила:

— Ты не мог бы оставить мне эти твои книги? Ты говорил, что в них написано и о нас. Мне хотелось бы почитать…

— Читай. — Кивнул я. — Но имей в виду: ты найдешь там сплошные глупости.

Эти книжки написаны обыкновенными несведущими людьми, которые не были лично знакомы с теми, о ком писали…

— Догадываюсь! — Фыркнула она. — Тем не менее, им откуда-то известны имена тех, кто за нами охотится, а это уже немало…

— Немало. — Согласился я.

— А о тебе там ничего не написано, да? — Осторожно спросила она.

— Ни слова! — Подтвердил я. И поспешно нырнул в темноту коридора. Я уже не мог здесь оставаться: какая-то неописуемая сила гнала меня туда, где под теплым одеялом явно неземного происхождения сладко дрых мой старый знакомый Макс. Он очень хотел проснуться, а без меня у него ничего не получалось…

Долгожданная темнота обступила меня со всех сторон. Мне показалось, что я засыпаю на ходу, как смертельно уставший человек. Незнакомый, но логичный и упорядоченный мир, окружавший меня, разлетался в клочья, а из хаоса мельтешащих пятен быстро рождалась какая-то новая картина, и я уже начал постигать неописуемую логику, связывающую ее в нечто целостное, как это бывает в самом начале каждого сна… Но я не уснул, а проснулся — впрочем, какая, к черту разница?!

Я открыл глаза и увидел над собой перепуганную физиономию Джинна — вот уж не думал, что этот потрясающий тип способен испытывать такие примитивные эмоции!

Рядом с ним обнаружились лица моих «генералов». Они тоже выглядели вполне перепуганными, так что я заподозрил неладное.

— Что случилось? — Сонно спросил я. Они переглянулись с таким облегчением, что я сразу понял: ничегошеньки не случилось, просто эти славные ребята решили, что им прийдется срочно рыть для меня могилу в сухой песчаной почве пустыни.

Малопривлекательная работенка, ничего не скажешь!

— Аллах по-прежнему к нам милостив: ты жив, Али! — Констатировал Мухаммед.

— Конечно, я жив, тоже мне новость! И чего вы все перепугались? — Виновато спросил я. — Можно подумать, спящих до сих пор не видели…

— Видели. Только спящие, знаешь ли, как правило, дышат. — Анатоль выглядел почти сердитым.

— А что, разве я не дышал? — Растерянно поинтересовался я. Мог бы и не спрашивать: ответ был вполне разборчиво написан на их взволнованных физиономиях.

— Ну извините, ребята. — Вздохнул я. — В следующий раз постараюсь дышать, если это так важно…

— Даже я счел тебя мертвым, Владыка! — Джинн удивленно покачал своей огромной сияющей головой. — До сих пор я никогда не ошибался, пытаясь отличить мертвого от живого.

— Ну, ты-то уж мог бы и не паниковать. — Проворчал я. — Знаешь ведь, что я почти бессмертный…

— В том-то и дело, что «почти»! — Заметил он.

— Князь Влад даже великодушно решил подарить тебе свой гроб, если ты не оживешь! — Нервно хихикая сообщила Доротея. Она явно хотела закурить, но дрожащие пальцы никак не могли управиться с зажигалкой.

— Почему-то он вбил себе в голову, что тебя следует похоронить по христианскому обряду, представляешь?! — Ехидно добавил Анатоль. Дракула смущенно отвернулся, тихо бормоча что-то насчет своего воспитания и уважения к церковным обрядам — я так и не разобрал, что именно. Он вообще был довольно застенчив, к моему величайшему изумлению…

— Спасибо, князь. — Вежливо сказал я. И строго добавил:

— Но меня вообще не нужно хоронить, ни по какому обряду, что бы не случилось. Имейте в виду на будущее, ладно?

— Надеюсь, до этого не дойдет. — Мухаммед уселся рядом со мной, внимательно вглядываясь в мое лицо — очевидно желая убедиться, что это действительно я, и со мной все в полном порядке. — Хотел бы я знать, из какой дали ты вернулся к нам, Али! — Благоговейно сказал он. — Я никогда не устану хвалить Аллаха за то, что он велел тебе вернуться! — Я с удивлением заметил, что этот парень делает над собой невероятное усилие, чтобы не дать волю эмоциям. Мне стало немного неловко — как всегда в таких ситуациях. Нет ничего хуже, чем иметь дело с людьми, которые о тебе беспокоятся! Это стесняет движения, а в горле появляется тяжелый горьковатый привкус давно перебродившего детского чувства вины…

— В нашем войске чуть было не началась смута. Они каким-то образом почувствовали, что ты ушел, и испугались. Хуже того, они стали обыкновенными детьми человеческими: испуганными, растерянными и озабоченными своим будущим. Мы не сумели бы их успокоить: эти люди чувствуют твое присутствие как солнечный луч на щеке, а твое отсутствие для них очевидно и мучительно, как морозный ветер в степи. — Кажется, Джинн нарочно выбрал такой высокопарный тон, чтобы немного меня позлить. Кажется, он догадывался, что я неплохо проводил время, пока они все тут волновались, и с видимым удовольствием подбрасывал сухие дрова в топку моего идиотского чувства вины. После его выступления мне захотелось добровольно встать в какой-нибудь угол, пока мой суровый слуга не приговорил меня к публичной порке.