Как только ванна наполняется настолько, что вода почти выплескивается через бортики, я закрываю кран. Провожу ногтем под воском, ломаю печать и вскрываю конверт. Я беру себя в руки и вытаскиваю листок бумаги изнутри. Что боги приготовили для нас на этот раз?

Ваше следующее задание настолько простое, насколько это возможно. Все, что требуется, — это камень из Подземного мира.

Мой рот приоткрывается, и я морщу лоб, когда легкая головная боль отдается за глазами. Серьезно? Они шутят? Никто не попадает в Подземный мир живым. Кроме Персефоны. Кроме того, чтобы заставить Аида влюбиться в меня и пригласить в свое царство, эта задача невыполнима. Если вы хоть пальцем окунетесь в подземный мир, вы умрете.

Я сворачиваю бумагу в комок и бросаю ее на пол. Я знаю, что позже захочу ее просмотреть, но сейчас я просто хочу понежиться в своей ванне и проклясть гребаных богов.

ГЛАВА 26

К

огда я выхожу из ванны, моя кожа покрывается морщинами. Я все еще вялая после нашего плотного ужина, но уже не такая уставшая, как раньше. Перебирая варианты одежды в шкафу, я выбираю легкую белую хлопчатобумажную ночную рубашку длиной чуть ниже колен. Бретельки тонкие и достаточно свободные, чтобы я не чувствовала себя стесненной. Это напоминает мне что — то, что носил бы персонаж исторического любовного романа, но в ящиках комода не так много других вариантов. Я отказываюсь спать голой в этом месте. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто — то набросился на меня, а потом дрался с ними, выставив наружу мою вагину. Этого я не потерплю.

Я еще не готова ложиться в постель. Из — за пара из моей ванной во всей комнате слишком тепло и влажно. Я подхожу к раздвижной стеклянной двери, ведущей на балкон. На улице уже совсем темно. Единственный свет исходит от нескольких освещенных окон, расположенных по обе стороны дома. Луна полная, но она скрыта за облаками.

Как только я выхожу на улицу, я понимаю, что я не одна. Так и подмывает развернуться и направиться обратно в свою комнату, но что — то удерживает меня на месте. Я подхожу к стене высотой по грудь и кладу предплечья на теплый камень. Атлас делает то же самое в нескольких футах дальше, глядя на шум воды, который я слышу, но не вижу. Молчание между нами затягивается до того момента, когда любой из нас мог бы сказать что — то в знак признательности другому. Теперь мне неловко здороваться.

— Ты открыла свой конверт? — Атлас не поворачивается ко мне лицом, когда говорит, его низкий голос доносится до моей кожи.

— Зачем? Ты хотел выудить у меня идеи, чтобы потом поручить мне всю работу, а в конце забрать лавры? — Я перекидываю волосы через плечо, выжимая лишнюю воду.

Атлас хихикает, и, о боже, если я думала, что его голос что — то сделал со мной, то от его смеха у меня мурашки бегут по всему телу.

— Ты не хотела выигрывать это испытание. — Атлас поворачивается, прислоняясь боком к стене, и смотрит на меня. В моей комнате все еще горит свет в ванной, и его освещения как раз достаточно, чтобы я могла разглядеть его лицо. Все, что на нем надето, — это пара брюк с завязками, которые низко сидят на бедрах. На нем нет рубашки, и хотя я едва могу видеть, это отвлекает.

— Почему ты так думаешь? — Я копирую его движения, поворачиваясь к нему лицом. К счастью, мне не нужно беспокоиться о том, что он увидит сквозь тонкую ткань моей ночной рубашки в темноте.

Тем не менее, глаза Атласа опускаются, прежде чем медленно поднять их обратно, как будто он может видеть сквозь тонкую ткань. Тепло разливается из моей груди, пока каждый дюйм моей кожи не начинает гореть.

— Ты позволила мне одержать победу.

— Ты мог бы вырубить меня, если бы я попыталась бороться с тобой из — за девушки. — Я пожимаю плечами, как будто эта идея меня не расстраивает.

Так не должно быть. Атлас фактически незнакомец. Проблема в том, что я не хочу, чтобы он был таким. И я не хочу, чтобы он был моим конкурентом. Под его холодной внешностью скрывается что — то, что взывает ко мне. Я хочу знать, какие секреты он скрывает. Что именно сделало его идеальным воином? Это просто его тренировки? Или в его прошлом были события, которые сформировали его? Я уверена, что так и есть. У всех нас бывают такие моменты. Но какова его история?

Может быть, все это чувство одностороннее. Иллюзия, которую я придумала, потому что хочу, чтобы кто — нибудь вроде Атласа увидел меня такой, какая я есть на самом деле. Хотя этого абсолютно не может быть. Иногда, когда я ловлю его взгляд на себе, в его глазах появляется искорка, которая бросает вызов почти всегда присущей мне отстраненности.

Атлас наклоняет голову набок и слегка встряхивает ею. — Видишь ли, я не думаю, что это правда. Ты уложила Престона одним ударом. Ты даже не вспотела.

— Честно говоря, это говорит о нем больше, чем обо мне. Возможно, ваши программы подготовки чемпионов — не так хороши, как о них говорят.

Плечи Атласа напрягаются, и я ощущаю вкус его ярости на своем языке. Я хочу выпить ее, как нектар, и позволить ей подпитывать мою силу. Эта часть меня хочет вырваться на свободу и перерезать глотки любому, кто причинил ему вред. Я проглатываю мысли. Я уверена, что Атлас не был бы рад услышать эти планы. Моя Фурия никогда не была такой настоящей и требовательной. С каждым днем становится все труднее и труднее охлаждать жажду мести.

— Если кто — то считает, что программы тренировок — это своего рода беззаботная жизнь, то он бредит. — Атлас выдыхает через нос, как бык, увидевший красный флаг.

Я снова поворачиваюсь лицом к реке, ничего не говоря, балансируя на тонкой грани контроля.

— Ты что, думаешь что там одни только розы и солнечный свет? — Он резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Он хрустит костяшками пальцев один за другим, а затем сжимает кулаки. Я никогда не видела его таким взвинченным.

— Я никогда этого не говорила. — Я хватаюсь за каменные перила, боясь, что могу совершить какую — нибудь огромную глупость, например, протянуть руку, чтобы коснуться