Через некоторое время дверь отворилась. На пороге стояла перепуганная Оксана — присев за Стасом, я сумел рассмотреть в просвет между его ногами, что за Оксаниными тапочками явственно топорщатся две пары мужских кроссовок, разнесенные друг от друга на полтора метра. Хорошо, грамотно работают. Один стоит сразу за спиной Оксаны — контролирует и одновременно прикрывается ею, как живым щитом, второй — в полутора метрах от первого, у второй двери, ведущей с веранды в дом.

Увидев Стаса, Оксана слабо пискнула и чуть не грохнулась в обморок.

— Нам бы шланг на чердак кинуть! — громогласно взревел Стас, оттирая Оксану на крылечко и вклиниваясь между нею и мамедом, стоящим за ее спиной.

— Э-э! — начал было мамед, недовольный таким поворотом событий… подтолкнув Стаса, ухватившего Оксану в охапку, я спихнув их обоих с крыльца и, как былинный молодец, воспрял перед мамедом словно бы из ниоткуда.

— Ва!!! — только и успел воскликнуть мамед, широко разинув рот, — это был тот самый хлопец, что давеча в паре с таким же поножовщиком пытался порубать меня в виду мамедского овощного рынка. Тот, что остался невредим, но обзавелся парой килограммов лишних бинтов на конечностях. Зафиксировав краем глаза, что Стас удирает к воротам, волоча за собой упирающуюся Оксану, я с размаху забодал бинтованного каской в переносицу, ухватил его обмякшее тело за ворот куртки и, достав из-за ремня взведенный «АПС», двинулся к двери, ведущей с веранды в дом.

Дотолкав тело до второго боевика, я крикнул: «Держи!» — и отпустил куртку бинтованного. Боевик, удерживающий в одной руке «АКСУ-74», другой был вынужден принять падавшую тушу сотоварища, а поскольку туша оказалась чрезмерно тяжела, сам рухнул на пол, роняя автомат и громко чертыхаясь.

— Вот и ладушки! — воскликнул я, подхватывая взведенный автомат и заскакивая а холл. Трое мамедов, расположившихся в разных местах холла, вскочили, наводя на меня оружие.

— А кому пожары тушить! — воскликнул я, вскидывая оба ствола на уровень груди и нажимая на спусковые крючки.

22, 23, 24… — «АКСУ» умолк — патронов в магазине оказалось как раз под завязку. Пять окровавленных тел разметались в разных местах Оксаниного холла — два еще дергались, остальные же не подавали признаков жизни.

— Вот так, ребятишки, — потерянно пробормотал я, выходя из дома. — Что-то в последнее время вокруг меня стало умирать много народу… Угу… Этак недолго и скурвиться…

Затем мы со Стасом загнали «трехсотый» во двор и погрузили в него тела мамедов, пытаясь между делом заставить Оксану произвести уборку в изрядно загаженном холле. Вооружившись тряпкой, психоаналитичка села на крыльце и ненавидящим взглядом уставилась в пространство — любые попытки привести ее в чувство разбивались о мощный психофизический ступор — двигаться она тоже не желала.

Махнув рукой на хозяйку дома, мы со Стасом вооружились моющими принадлежностями и в течение получаса с грехом пополам уничтожили наиболее выдающиеся кровавые пятна, прислушиваясь к пожарному шуму на соседнем дворе.

— Придется капремонт делать, — констатировал Стас после завершения работы. — Вот будет шуму, когда ее муж приедет! — Он кивнул в сторону выхода, где продолжала безмолвно ступорировать наша дама.

— Шуму так и так будет. — Я безразлично пожал плечами. — Мамеды послали своих пятерых людей сюда — а они бесследно исчезли… Не завидую я Оксаниному мужу.

— Может, подожжем дом? — азартно сверкнул глазами Стас. — И все концы в воду! Точнее — в огонь… А?

— Еще хуже будет, — отверг я такое рацпредложение. — Дом застрахован — после пожара будут работать страховые инспектора. Обнаружат, что поджог — уголовное дело, — и привет. Нет, тут нужно очень быстро навести порядок — для этого потребны ребята с особой квалификацией.

— Ну и где ты таких щас достанешь? — уныло пробормотал Стас.

— Достану, — успокоил я Стаса. — Ты вот что — садись в «мерс» и поезжай.

— Куда?! — У Стаса вытянулось лицо. — Со жмуриками?

— Куда хочешь, — жестко сказал я. — Отгони тачку на пару километров, брось где-нибудь в укромном месте — и всех делов. Затем дуй к Милке и сиди дома тихо, как мышь. Ты — не при делах. Про тебя никто не знает и никто тебя не станет искать. А со всем остальным я управлюсь… Идет?

— Идет, — тихо ответил Стас. — Непривычно как-то — со жмуриками… Вдруг менты остановят…

— Свернешь с Хичиева на объездную — там нет ни одного поста, успокоил я «родственника». — Да не забудь — робу с каской брось мне в «Ниву». Вперед!

Стас, понурившись, вышел на улицу. Дождавшись, когда во дворе раздастся шум отъезжающей машины, я набрал промежуточный контактный телефон и попросил Диспетчера прислать ликвидаторов, пояснив, в какую передрягу я угодил. Затем я позвонил Дону и сообщил ему о случившемся, вызвав у старика легкую истерику затяжного характера. Переждав пару минут, я сказал, что сам я в помощи не нуждаюсь, но прошу приютить на некоторое время Оксану. Вырвав согласие патрона, я погрузил Оксану в «Ниву», отвез ее к Дону домой и очень быстро покатил прочь из города — к Бо. Более безопасного во всей Новотопчинской области, да и, пожалуй, во всем огромном мире, для меня в настоящий момент не существовало…

В верхнем Яшкуле поразительно горластые петухи. Я на это раньше как-то не обращал внимания, потому что, ночуя у Бо раз в месяц, я обычно просыпался очень поздно и совсем не самостоятельно: Бо выливал на меня ведро холодной воды, полагая такой способ побудки наиболее эффективным средством от глубинного похмелья. А в этот раз я заявился в начале недели — Бо работал, времени для вдумчивых пьянок на ночь глядя не было, и эти вредноносные птицы ежеутренне будили меня своими пронзительными голосами ни свет ни заря, не позволяя понежиться в постели часиков этак до девяти-десяти.

— Это у тебя совесть нечиста, — флегматично объяснил мои болезненные пробуждения Бо. — Я, например, совершенно не обращаю на них внимания — орут, так и пусть себе…

Насчет совести Бо был прав — на душе у меня кошки скребли, не позволяя расслабиться и наслаждаться красотами сельского ландшафта, располагающего к философскому спокойствию и погружению в околомедитативное состояние. Чтобы не свихнуться от скуки, я сам всячески способствовал усугублению своего тревожного состояния, зависая на телефоне часами и обзванивая своих знакомых с целью полного сбора свжих сплетен. Сплетни были впечатляющими — и самое неприятное, ежевечерне Бо за ужином большую часть из них подтверждал, пользуясь своими надежными каналами информации.

Я, помимо своей воли, вдруг оказался для очень многих внешне страшно занятых людей самым желанным и необходимым товарищем. Меня хотели все подряд. Кировская братва, например, хотела так сильно, что раздала на руки всем своим знакомым мои ориентировки: фото фас и профиль, краткое описание данных и коротенькая приписка снизу: «За труп этого чмо можно получить сто штук баксов». Один из людей Бо привез из города такую бумаженцию, выполненную по всем правилам оперативно-розыскного искусства, и мы долго любовались ею, комментируя заинтересованность кировцев в моей ликвидации. Объясняя «симпатиб» к моей скромной персоне, я, естественно, не счел нужным посвящать Бо в детали наших отношений с Протасом, а просто сказал, что я имел неосторожность поссориться с бригадиром и в процессе ссоры завалил четверых его приближенных. На это объяснение Бо реагировал своеобразно.