– А в чем, собственно, дело?

– Может, не будем общаться посредством домофона? Дайте нам возможность войти, майор Грекова.

Дверь открыла моложавая, коренастая, плотная женщина в дорогом спортивном костюме. Сергей, Толя и Алиса вошли в прихожую, группа осталась на площадке.

Хозяйка встала посреди прихожей, небольшие темные глаза смотрели гневно.

– Майор Кольцов, потрудитесь доложить, что вам нужно в моем доме.

– Нам придется задержать вашу дочь Зинаиду по подозрению в убийстве.

– Что за бред! Какие основания? Кто из начальства в курсе? Если никто, то я сейчас позвоню генералу Кострову.

Алиса внутренне похолодела. Она заварила такую кашу… То, что она придумала, может оказаться полной ерундой, никаких оснований на самом деле нет. А генерал… Черт его знает, вдруг он уволит Сергея и Толю.

– Одну минуточку, – мягко сказала она. – Извините, что вмешиваюсь. Просто, быть может, вы нас пропустите к вашей дочери, мы с ней поговорим, следователям сразу станет ясно…

– Это еще кто такая?! – рявкнула Грекова. – Что вы себе позволяете? Тащите ко мне в квартиру посторонних лиц! Я звоню.

– Да звони, Тоня, – лениво произнес Анатолий. – Костров будет очень рад такому совпадению. Совершенно случайно буквально полчаса назад я узнал, что у него на столе лежит докладная по поводу того, что майор Грекова, пользуясь служебным положением, привозит к себе на ночь подследственных из СИЗО. И не по одному, что характерно. Я даже фамилии себе в телефончик записал, посмотрю, думаю, потом, по какому принципу ночные друзья подбираются. Может, статьи одинаковые, может, количество наколок все решает, не исключено, что и места, где они имеются… Ну, это, сразу признаюсь, сплетни. Но не болтушек, проходящих мимо тюрьмы. А контролеров, то есть потенциальных свидетелей… Так мы пройдем к ребенку, мамаша?

– Я позову дочь, – сказала Грекова, изо всех сил сдерживая бешенство. – Зададите здесь свои вопросы, получите ответы, и, надеюсь, разойдемся по-хорошему. Я тоже умею докладные писать.

– Не надо звать дочь, – властно сказал Сергей. – Покажите, где ее комната. И, пожалуйста, не мешайте. Вы вроде профессионал.

Она молча указала на дверь. Толя открыл ее без стука. Все трое на мгновение удивленно застыли на пороге. По всему периметру довольно большой комнаты стояли столы с компьютерами и ноутбуками. Все были включены. Худая девушка в ситцевом халате сидела за одним монитором спиной к ним. Она увлеченно стучала по клавиатуре.

– Зинаида Грекова, повернитесь, пожалуйста, – сказал Сергей. – Мы приехали за вами.

Девушка повернулась, внимательно посмотрела на каждого из вошедших. Толя сразу стал вспоминать, где он видел этот взгляд, а он его точно видел: вроде бы глаза смотрят на тебя, а кажется, что мимо. На похоронах Сидоровой, вот где он видел эту Грекову!

– А че надо? – спросила она и тут же взвизгнула: – Мама! Смотри, они мне подставу решили сделать!

– Зинаида, успокойтесь, пожалуйста. И мать не нужно тревожить. У нее много своих проблем, – терпеливо произнес Сергей. – А вам следует проехать с нами, ответить на ряд вопросов относительно ваших отношений с Натальей Сидоровой. Обвинения мы вам не предъявляем. Вы приглашаетесь как свидетель, который почему-то разным людям представляется под разными именами. Да еще несуществующих родителей-алкоголиков себе придумали.

– Сережа, Толя, посмотрите, – изумленно сказала Алиса. – Она со всех компьютеров выходит под разными никами на один форум. На наш. В одной и той же теме требует страшных пыток убийце кошек, потом рассказывает, как нужно их убивать… То же самое в теме Дома малютки… А я все думаю, кто такие – «крыска», «фишка», «редиска», «бяшка»… Из одного сумасшедшего дома, что ли…

Зинаида расхохоталась Алисе в лицо, показав мелкие, острые зубы.

– Это вы все из дурдома. Что ни напишу, все хаваете. А бабки собрать под брошенку безработных алкоголиков – это просто на раз. С ног сбиваются. У них, как грязи, этих бабок.

– Зина, – сказала с порога Грекова, – ты поедешь с ними. Отвечай только на вопросы. Коротко, поняла? Завтра я тебя заберу.

* * *

…Девочка весила два с половиной килограмма. Тоня посмотрела на туго запеленутую куклу с маленьким красным личиком и в тоске отвернулась.

– Мамаша, корми ребенка, – зычным голосом сказала с порога палаты медсестра. – Вон какого заморыша родила. А сама деваха здоровенная. Ох, думаю, пила ты чего-то, чтоб скинуть. Признавайся, к бабкам ходила?

– Не ваше дело, – зло сказала Тоня и стала заталкивать разбухший сосок в вялый, нежный ротик…

По ночам она думала об одном и том же. Как войдет в кабинет заведующей отделением и положит ей на стол заявление об отказе. Делов-то! Сколько таких случаев… А что ей делать? Приехала из глубокой провинции, устроилась дворником за крохотную служебную каморку. А могла бы просто на стриту постоять, нормально заработать… Могла, да не смогла. Так далеко от дома заехала, а строгий взгляд отца – военного, жалобный – матери, вечной странницы по частям за мужем, – мучили ее, как узника решетки. Освободиться бы от всего, вырваться из нищеты да полного бесправия. Она, сильная, тренированная, с накачанными мышцами, покорно ложилась на свою убогую кровать, когда по ночам к ней приходил шпенек Николай Степанович из ЖЭКа. Угрожал: не дашь, пулей вылетишь из служебного помещения. Тоня долго ждала случая отомстить. Он явился в лице подвыпившего десантника Феди. На всю жизнь она запомнит их первую ночь. Она вырвалась из клетки, почувствовала, какой буйный темперамент в себе сдерживала столько времени. В ту ночь и забеременела. Не был бы Федя подвыпивший, причем здорово, наверное, у них, статных да ладных, не родилась бы такая Зинка – сутулая, лопоухая и косая.

Федя выполнил только одно свое обещание. Николай Степанович выполз однажды из ее каморки на четвереньках, поскуливая, хлюпая носом и стараясь не потерять штаны с отрезанным верхом. Федя чуть подрезал большими ножницами не только штаны… Тоня хохотала до слез… Но через несколько месяцев Федя растаял, как утренний туман, из дворников ее выгнали, она помыкалась по разным углам, лестницы мыла, а потом пришла пора рожать… Скинуть вообще-то пыталась на самом деле. Но без бабок. В кипяток садилась, гири тяжеленные поднимала… Ничего не вышло.

В общем, написала она заявление об отказе, зашла в последний раз посмотреть на дочку, та скосила на нее свои молочно-голубые глаза… и Тоня решительно сгребла ее и унесла с собой. Зинка стала первым и последним существом на свете, которое она жалела, хотела защищать. Со временем она поняла, что вырастила человека коварного, подлого, не способного на любовь даже к ней, матери. Но она признавала за своей дочерью право желать зла всему остальному миру. Если бы Федя не был таким пьяным в ту ночь… Если бы Зинка родилась красивой и доброй… Если бы дочь такой родилась, может, Антонина и не любила бы ее столь всепрощающей, уродливой любовью. Кто сказал, что жестокие и циничные люди не способны на любовь и жалость? Они у них просто не такие, как у всех.