Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Старшие.
— Кто это?
— Ну, их старший и наш старший.
— А кто у нас старший?
Василь и Грицко одновременно сказали:
— Ты что, Андрюха?
Тот стушевался и покраснел:
— Я что? Я ничего. Я как все. Если все решили, что Илья — атаман, то я тоже не против.
В пятницу утром Джованни Морелло, как всегда, пришел в свой цветочный магазин. В «Новой Италии» он был главным поставщиком букетов и венков. Сегодня ему надо было собрать венок для похорон, и он лично занялся подбором цветов. Глядя, как он нежно и чутко перебирает стебли и распрямляет листья, никто бы не заподозрил в Морелло гангстера из банды Игнасио Лупо, или Лупо Волка. Илья даже на секунду засомневался, входя в магазин. Но отступать было поздно.
Он прошел мимо негра, натиравшего пол, и направился в оранжерею. Андрей и Василь шли за ним, и каждый держал под мышкой длинный цветочный ящик.
— Хризантемы заказывали? — спросил Илья. — Мы от Розенталя.
Морелло пошел к нему навстречу. Илья знал о его привычке всегда держать руку в кармане, на рукояти револьвера. Но на этот раз в одной руке гангстера был рулончик ленты, а вторую он протянул для рукопожатия.
— Привет, ребята! — широко улыбнулся итальянец. — Сегодня мне понадобится много белоснежных хризантем, так что вы очень кстати.
— Покажите, что у вас там, — приказал спутникам Илья и встал рядом с Морелло, пожимая тому руку.
Как только зашуршала бумага, в которую были обернуты обрезы, Илья запустил другую руку в карман гангстера и выдернул оттуда маленький револьвер.
— Вы что? — негромко спросил Морелло, и лицо его побагровело. — Ребята, вы знаете, куда пришли? Сейчас я позову охранника, и он попортит ваши костюмчики.
— Посмотри в окно, Джованни, — сказал Илья.
Гангстер глянул сквозь витрину оранжереи и увидел на улице не своего телохранителя, а незнакомца с таким же ящиком, нацеленным на него через стекло.
— Что за дела? — уже спокойнее заговорил Морелло. — Я, вроде, никого не обидел. За что вам приказали меня убрать? Кто вас послал?
— Нас прислал Черный Испанец, — сказал Илья. — Нам приказано только передать тебе кое-что на словах.
Глазки итальянца забегали, но он сказал очень равнодушно:
— Я не знаю никакого испанца.
— Зато он о тебе знает. Он уважает тебя и дона Игнасио. Но ему не нравится, что твои ребята пасутся на его земле. Русские кварталы не должны платить итальянцам.
— Мои ребята? — Гангстер переводил взгляд с одного дробовика на другой. — Они даже не знают дорогу к русским кварталам. Где это?
— В Десятом округе.
— Передай Испанцу, что его надули, — уверенно сказал Морелло. — Мои туда не ходят.
— Передам, — сказал Илья. — Значит, братья Пакконе — не твои люди?
— Какие еще братья? — Морелло очень убедительно изобразил крайнее недоумение.
— Маттео, Томмазо и Пьеро.
Гангстер презрительно взмахнул пальцами:
— Нет, они — не мои люди. Они вообще сардинцы. Снюхались с безбожниками, сидят в чужих кабаках, и даже поговаривают, что их видели за одним столом с полицейским начальником. Я не отвечаю за них. И если Испанцу не нравится, что они заглядывают в русские кварталы, то пусть он сам им об этом скажет.
— Договорились, — Илья кивнул и отдал револьвер итальянцу.
Они сели в пролетку, где их ждал Томас.
— Как прошло? — спросил он.
— Морелло отказался от них.
— А зачем вообще надо было с ним говорить?
— Так положено, — сказал Илья. — Не мы эти правила придумали, не нам их менять. Куда ты дел его охранника?
— Сидит в подворотне.
— Надо бы его развязать.
— Сами развяжут, когда найдут, — махнул рукой Томас. — Куда теперь?
— Теперь расходимся. Встретимся в три часа у «Черной Розы». Братцы Пакконе появятся там не раньше пяти.
«Если появятся», — хотел добавить он, но смолчал. Ребятам незачем было забивать голову предположениями.
Если Морелло говорил правду, получается, что братцы работали на кого-то постороннего, либо на свой карман. Тогда все просто: собрав дань, они придут в «Черную Розу», и выйдут оттуда без денег. И больше не появятся.
Если же сборы с русских кварталов поступали в кассу Игнасио Лупо, то братья придут с подкреплением, будут настороже, и придется сегодня их не трогать. Придется готовить засаду, придется стрелять наповал. Вряд ли удастся отбить деньги, но зато Черный Испанец докажет серьезность своих намерений. И тогда начнется война.
А может быть, и не начнется, если итальянцы додумаются сначала навести справки насчет Черного Испанца — Салливан через своих осведомителей распустил слухи о появлении в Десятом округе крупной и хорошо вооруженной банды. А Морелло подтвердит, что это настоящие головорезы — стал бы он разговаривать с какими-то сопляками!
Дону Игнасио незачем ввязываться в очередной передел границ, тем более что, по всем понятиям, нечего ему было делать в русских кварталах. Скорее, там могли хозяйничать бандиты из Ист-Сайда или из Бауэри, но никак не из «Новой Италии».
И если итальянцы посмеют устроить заваруху на чужой территории, то на их землю нагрянут чужаки с ответным визитом. Прольется кровь, она потребует возмездия, и маховик войны раскрутится, отвлекая гангстеров от более важных и прибыльных дел, чем засады и налеты на своих собратьев по ремеслу — на радость копам. В общем, такая война никому не нужна.
Когда Салливан объяснял все это Илье, его доводы казались логичными и неопровержимыми. Но достаточно было один раз заглянуть в маслянистые глазки Морелло, чтобы понять — на логику лучше не надеяться.
И он надеялся только на то, что братья Пакконе уступят, подчинившись очевидному превосходству.
* * *
«Черная Роза» — довольно странное название для зеленной лавки. Странное, если не знать, что зеленью торговали только с уличного лотка, а внутри лавки помещался небольшой бар. Три столика по углам, стойка с пивными кранами и бочонком виски — а вовсе не с овощными соками. Но и это было только прикрытием. Основной доход зеленщику-китайцу приносила комнатушка в подвале, где особо важных гостей угощали опиумом.
По пятницам «Черная Роза» работала только до вечера, а потом ее двери наглухо закрывались. Это время было посвящено братьям Пакконе, которые не любили развлекаться при посторонних. Они приходили сюда, закончив обход русского квартала. Запирались, и только в понедельник выползали на свет.
Братья появились чуть позже пяти. Вошли — и остановились на пороге.