Я первым выбрался из коляски и подал руку Лилиане, потом намеренно замешкался, желая отстать от родителей своей спутницы. Для этого даже повод искать не пришлось: перед установленной у входа каменной плитой толпились многочисленные зеваки. Но лишь успел прочитать: «В этом доме провел последние годы жизни великий ученый Джеймс Клерк Максвелл…» — и Лили дернула меня за руку.

— Идем немедленно! — уголком рта прошептала она. — И убери очки!

Я с обреченным вздохом снял темные окуляры, благо стесняться было нечего — среди приглашенной на прием публики сиятельных насчитывалась едва ли не половина, — и зашагал вслед за маркизом и маркизой.

Прямо на входе установили кинематографическую камеру, и нанятый устроителями оператор снимал всех входящих в дом, явно намереваясь впоследствии использовать эти кадры при монтаже хроники. Кому она попадет на глаза, я не знал, поэтому, проходя мимо, как бы невзначай поправил свободной рукой волосы и прикрыл лицо.

В просторном холле было не протолкнуться от гостей, прислуга разносила подносы с разлитым по бокалам шампанским, у дальней стены выстроился женский хор и под аккомпанемент фортепиано исполняли кантату «Сирены» Лили Буланже. Менее взыскательную публику развлекал Невероятный Орландо, тот самый мим из варьете. Меня это обстоятельство изрядно покоробило, а вот Лилиана, напротив, пришла в полный восторг.

— Иногда специально приходила пораньше, чтобы взглянуть на его фокусы, — шепнула она, прежде чем убежать на представление бессловесного фигляра.

Я обреченно вздохнул, взял с подноса проходившего мимо слуги фужер с шампанским, но пить не стал, просто держал его в руке, не желая выделяться из толпы. Удалось не привлекать к себе внимания секунд пятнадцать, не дольше.

— Лев Борисович! — обрадовался мне как родному Емельян Никифорович. — Вот уж не ожидал встретить вас на светском рауте!

— Сам не ожидал сюда попасть, — улыбнулся я, лихорадочно выискивая предлог распрощаться с собеседником. Сейчас мне просто хотелось забиться в какой-нибудь дальний угол и помолчать. От беспрестанного гомона разболелась голова, да еще некстати обострился талант, и всякий раз, когда Красин кидал взгляд на пузырящееся в моем фужере шампанское, затылок острыми иглами пронзали отголоски его удивительной фобии.

В итоге я отставил бокал на стол, взамен взял тарелку с миниатюрными пирожными. Безе просто таяло на языке.

— Сегодня здесь весь бомонд, вся творческая элита империи! — усмехнулся Емельян Никифорович.

— А где же Иван Прохорович? — припомнил я второго своего спасителя. — Его не пригласили?

— Как же не пригласили? Пригласили! — уверил меня Красин. — Но Иван Прохорович позабыл обо всем в погоне за сенсацией.

— И какой же?

— В озере нашли тело с шелковым куполом для прыжков с высоты, вот наш друг и припомнил сообщение о горящем дирижабле. Нанял проводников и отправился в горы.

— Вздор какой! — фыркнул я.

— И не говорите, Лев Борисович!

Красин отвлекся взять с фуршетного стола канапе с красной икрой; я воспользовался моментом и откланялся, сославшись на неотложные дела. Прошелся по залу, высматривая Брандта, но поэт как сквозь землю провалился.

Пирожные кончились, я поставил опустевшую тарелку на подоконник, и тут меня перехватил кинохроникер.

— Уважаемый гость! — с обезоруживающей улыбкой блеснул черными глазами смуглый красавчик с модной полоской усов и затараторил: — Прошу, скажите пару слов по поводу сегодняшнего мероприятия для истории. Это не займет много времени, уверяю вас. Просто сделаем запись на фонограф и несколько фотографий для памятного альбома.

Подобные скользкие типы никогда не нравились мне, а сильный акцент, характерный для южных штатов объединенных колоний Нового Света, и вовсе раздражал, поэтому я отказался, не слишком заботясь о вежливости.

— Пожалуй, не стоит.

Ни сниматься на камеру, ни записывать речь на фонограф я не собирался.

— Но почему? — изумился кинохроникер. — В этом нет ничего сложного…

Я без особого труда ухватил обрывок чужого страха, улыбнулся и доверительно сообщил:

— Вы хотите остаться с засвеченными пленками? При съемках сиятельных такое случается сплошь и рядом.

Мой выпад угодил точно в цель: кинохроникер заметно вздрогнул и даже слегка побледнел. Он скомканно распрощался со мной и отправился восвояси. А я отправился на поиски Лили.

Но первым отыскал ее отца. Точнее, это Джордж на меня наткнулся.

— Лев! — встопорщил усы маркиз. — Вижу, подобные сборища вам не по душе?

— Чувствую себя не в своей тарелке, — признал я очевидное.

— Я тоже, — хитро улыбнулся Джордж и потянул меня за собой. — Но открою секрет, у светских раутов есть одна немаловажная особенность — они дают возможность познакомиться с интересными людьми. Позвольте мне представить вас устроителям…

Я ни с кем знакомиться не хотел, но поскольку сейчас мои желания никакой роли не играли, покладисто кивнул и вслед за маркизом вышел из дома через распахнутую настежь заднюю дверь. По петлявшей среди аккуратно подстриженных кустов тропинке мы прошли к беседке, увитой густыми зарослями плюща; внутри у переносного столика с напитками попыхивали сигарами два господина, солидных и, безусловно, преуспевающих. Такое наметанный глаз отмечает сразу: пошитые на заказ костюмы, золотые зажимы для галстуков и запонки с бриллиантами, аромат дорогого одеколона, уверенные жесты.

При этом они были полной противоположностью друг друга. Один — коренастый и бритый налысо, с круглым лицом и мощной бульдожьей челюстью. Другой — высокий и стройный, со спокойным лицом уверенного в собственных силах человека и тонкими пальцами музыканта. Он был сиятельным, его собеседник — нет.

— Господа! — привлек к нам внимание маркиз. — Позвольте представить друга моей дочери. Лев, уже практически член нашей семьи! — И он указал сначала на одного, потом на другого. — Джозеф. Адриано.

Но я знал это и так. Именно их мы с Лилианой видели на площади Максвелла в наш первый визит в ресторан. Джозеф Меллоун и Адриано Тачини. Миллионер и архитектор. Не хватало лишь режиссера-постановщика.

— Угощайтесь, господа! — указал на стол Меллоун.

Маркиз откинул крышку деревянного ящичка, достал сигару и принялся раскуривать ее. Я ограничился стаканом содовой.

— Не курите? — удивился миллионер.

— И не пью, — подтвердил я.

— Вы скучны!

— У меня хватает других недостатков.

Джозеф Меллоун вежливо улыбнулся и повернулся к маркизу.

— Мы как раз обсуждали отправку флота в помощь восставшим Рио-де-Жанейро. Джордж, что вы скажете по этому поводу? Я как житель колоний всецело поддерживаю эту операцию, а вот Адриано убежден, что стоило усилить наш флот в Иудейском море и Персидском проливе.