Теперь, после Победы, любовь к Сталину из организованной превратилась в естественную и всеобщую. 21 июня Сталину было присвоено звание Героя Советского Союза, а 28 июня – звание генералиссимуса «за особо выдающиеся заслуги перед Родиной в деле руководства всеми вооруженными силами государства во время войны». После Шеина, Меншикова, принца Антона Ульриха Брауншвейгского и Суворова Сталин стал пятым генералиссимусом России.

Для его имени теперь не существовало слишком лестных эпитетов. Одни только заголовки газетных статей чего стоили: «Гений Сталина освещает нам путь вперед» или «Как Сталин сказал, так и будет». Люди поверили в силу сказанного им слова. Масса дел, совершенных народом на единицу сталинской фразы, придавала словам вождя необычайный вес. У советских людей начало складываться мнение, что история вообще развивается по указанию начальства.

Весной 1945 года в Москву стали возвращаться фронтовики. Делали пересадку и застревали в столице те, кто ехал к себе на Урал, в Сибирь и Дальний Восток. Счастливые, вольные и пьяные, – ими были забиты вагоны. Они торчали на подножках, толкались в тамбурах, сидели на крышах. На остановках торговки бросали им всякую снедь, а вниз летели деньги и трофейное барахло. В городах военные коменданты снимали с поездов любителей путешествий на свежем воздухе, но на ближайших станциях крыши и ступеньки вагонов снова заполнялись людьми. До глубокой ночи на улицах городов Украины, Белоруссии и Прибалтики стоял шум, были слышны песни и выстрелы.

В Москве воинов ждали награды, поблажки и льготы. Помимо орденов и медалей им вручали нагрудные знаки: «Отличный пулеметчик», «Отличный понтонер», «Отличный повар» и пр. Раненым давали нашивки. Те, кто имел легкие ранения (без повреждения костей и суставов), носили красные нашивки, а те, кто тяжелые, – золотые. За каждый орден или медаль ежемесячно выплачивалось от пяти до двадцати пяти рублей. Вернувшись домой, награжденные получали право ежегодного бесплатного проезда на поезде и пароходе и постоянного бесплатного проезда на трамвае. Льготы коснулись пенсий, жилплощади и налогов.

… И так веселая, пьяная и отчаянная волна подкатывала к Москве, чтобы разлиться по ее площадям, паркам и улицам, гулять в пивных и ресторанах, любить, рассказывать невероятные истории, врать, красоваться друг перед другом и перед дамами погонами (их ввели в январе 1943 года), нашивками, медалями и орденами, выяснять, кто лучше, спорить, драться и вновь пить, целоваться и рвать на себе гимнастерки…

Людей со всего света тянуло в Москву. И не только потому, что многим жить оказалось негде, а потому, что здесь, в столице, бурлила жизнь, был праздник, был Сталин, была Победа.

Перед Новым, 1946 годом в Москве открылись елочные базары. В центре базара на Манежной площади стояла двадцатиметровая елка, а по бокам входа на ярмарку – две избушки на курьих ножках и расписные сани с запряженными в них тройками лошадей. На самой ярмарке маленькие избушки и теремки до конца января торговали украшениями, игрушками, пирожными, конфетами, одеколоном, пудрой, помадой, бутербродами, папиросами, табаком, книжками, альбомами с вырезными картинками и прочими мелочами.

Летом в Центральном, Измайловском и других парках открывались танцплощадки. На них до двенадцати ночи звучали вальсы, фокстроты и танго, а завсегдатаи, держа фасон, носили в танце на открытых ладонях маленькие ручки своих дам. За отсутствием кавалеров женщина танцевала с женщиной, «шерочка с машерочкой». С эстрады время от времени «для оживляжа» объявлялся танец с разбивкой пар или «белый танец», в котором «дамы приглашали кавалеров». Если же кто хотел разбить пару, то подходил к ней и хлопал в ладоши.

Танцам не мешала и война с Японией, которая еще некоторое время продолжалась после победы над Германией. Никому не приходило в голову, что японцы могут бомбить Москву.

Когда советские войска начали отбивать у врага наши города, в Москве стали устраивать салюты. Начинался салют в семь часов вечера из ста двадцати четырех орудий и продолжался три минуты.

Помимо салютов, танцев в парках, ресторанах, домах творческой интеллигенции и офицеров, домах отдыха, клубах и просто в учреждениях появился бильярд. Тот самый бильярд, который в начале тридцатых годов пытались искоренить наряду с азартными играми, занял свое место в Доме учителя, Доме санитарного просвещения и других, вполне благопристойных заведениях. В Доме учителя, кстати, в те годы был хороший маркер. Звали его Сидор Иванович. Работал он там до семидесяти лет. Вообще маркеры были игроками высокого класса. Они прекрасно знали бильярд, его технику, историю, хороших игроков. Маркерами называли и просто дежурных по бильярдной. В бильярдной Парка имени Горького, в частности, служили маркерами три женщины. Каждая из них обслуживала ряд бильярдных столов. Выдавала шары, кии, мел. Время начала игры записывалось мелом на доске, а по окончании игры ее участники платили деньги в кассу. Час игры стоил полтора рубля. Поскольку деньги небольшие и любителей бильярда было много, то маркерши вели списки желающих поиграть. Завсегдатаем этого бильярдного зала был Георгий Константинович Карасев, которого прозвали «Жора горбатый» за его сутулость. Он не являлся выдающимся игроком, зато прекрасно знал историю бильярда и связанные с ней случаи и интересные факты. Не так давно он умер, унеся все это с собой в могилу.

Игра на бильярде в Москве существовала, конечно, и до войны. По бильярду проводились соревнования, о которых сообщали газеты. Но особое распространение получила эта игра после войны, когда у нас появилось много новых столов, вывезенных из Германии и других стран, в которых находились наши войска. Хорошие бильярды стояли в домах творческих работников, в частности в Доме архитектора, в ресторанах. В ресторане «Кавказ» на Ленинградском шоссе (там потом была шашлычная), например, было два бильярдных стола. В этот ресторан поиграть на бильярде заходил один старичок. Договаривался с партнером на три партии. Первую играл кое-как, мог даже проиграть, вторую играл лучше, ну а третью выигрывал и с выигрышем уходил.

Бильярдную в подвале гостиницы «Метрополь» после войны посещали игроки высокого класса. Официально час игры на бильярде там стоил 30 рублей. А вот Николай Иванович Березин по кличке «Бейлис», которого звали Саша, отказывался играть, если на кон не ставили 3 тысячи рублей. Такова была его «маза», то есть ставка («мазали» и другие хорошие игроки, не только он), зато и фору он давал до двадцати очков, а это означало, что ему нужно было обставить партнера на сорок очков. «Бейлис» был единственным в то время бильярдистом, носившим на пиджаке значок мастера спорта. Выигранные на бильярде деньги он проигрывал на бегах. Опекал «Бейлиса» директор одного из московских магазинов, Раппопорт. Он оплачивал его редкие проигрыши, а двадцать пять процентов выигрышей брал себе. Такая уж существовала между ними договоренность. У «Бейлиса» был «свой» бильярдный стол в «Метрополе», на котором он, как правило, и играл. Играл он красиво. У него, как ни странно, тряслись руки, но тогда, когда он целился и наносил удар, рука его была тверда. Посмотреть его игру стремились бильярдисты из других городов. Приезжали в Москву такие корифеи бильярда, как Виктор Парамонов, Пащинский, Кочетков по кличке Бузулуцкий, Ефимов по кличке Заика. Парамонов играл зрелищнее «Бейлиса». Особенно красиво у него получались дальние шары. Сильным ударом издалека, клопштосом, он загонял их прямо в лузу. «Бейлис» такими эффектными ударами не отличался, но техника его игры была выше. Он познал все тонкости бильярда. Играл он, как правило, в «русскую пирамиду», а не в «американку», где можно бить по любому шару. В «русской пирамиде» удар наносится по специальному шару, «битку». Этот шар не имеет номера. На его поверхности имеются лишь поперечные полосы. Так вот «Бейлис» прекрасно знал особенность каждого шара в своей пирамиде. Эти шары из слоновой кости точил тогда в Москве единственный мастер по фамилии Трофимов. Со временем шары получали повреждения, их обтачивали шкуркой, и получалось, что, скажем, пятнадцатый шар имел в диаметре шестьдесят восемь миллиметров, а десятый – шестьдесят семь. Прекрасно зная толщину каждого своего шара, «Бейлис» понимал, какой из этих шаров при определенном положении упадет в лузу, а какой – нет. Однажды игра с чужими шарами стоила «Бейлису» проигрыша. Случилось это в Ленинграде, куда он приехал играть со знаменитым ленинградским бильярдистом по кличке «Сапожок» в гостинице «Европейская». Проиграв первую партию, «Бейлис» сел в самолет, прилетел в Москву, забрал свои шары и вернулся в город на Неве. Остальные партии он у «Сапожка» выиграл. Тот не знал таких нюансов с шарами, как «Бейлис».