Вместе с генералом Катру я выяснил наши перспективы. Прежде всего нас интересовал ход событий в Сирии и Ливане. Рано или поздно нам придется направиться туда. Если же мы там будем, Франция сможет внести важный вклад в общие усилия. Упустив эту возможность, Франция потеряет свои позиции. Если допустить, что победу одержат державы оси, то они и там установят свое господство. В противном случае наше место займут англичане. Поэтому было необходимо при первой же возможности распространить влияние «Свободной Франции» на Дамаск и Бейрут.

Однако когда я прибыл в Каир, такой возможности не существовало. Нечего было и надеяться, что армия и власти стран Леванта сами выйдут из того гипнотического состояния, в котором они пребывали. Движение, которое в июне 1940 направляло целые колонны в Палестину, схлынуло. Люди заняли выжидательную позицию. К тому же в связи с демобилизацией, проведенной по указу правительства Виши после перемирия, большое количество офицеров и солдат возвратилось во Францию. Кроме того, из среды должностных лиц и военных, которые оставались на службе, многие «деголлевцы» по распоряжению Виши были отправлены на родину и даже арестованы. Иными словами, движение, на которое возлагались надежды в период приезда в Каир генерала Катру, угасло, а информация, полученная нами из Бейрута и Дамаска, не давала оснований надеяться, что оно вскоре может возобновиться.

Французская эскадра в Александрии столь же упорно отказывалась от участия в борьбе. После того как адмирал Годфруа заключил соглашение с Эндрью Каннингэмом о нейтрализации своих кораблей, линкор «Лоррен», крейсеры «Дюге-Труен», «Дюкен», «Сюффрен», «Турвиль», эсминцы «Баск», «Форбен», «Фортюне», подводная лодка «Проте» стояли на якоре в порту. Время от времени на нашу сторону переходили отдельные офицеры из командного состава и члены экипажей. Остальные же, подчиняясь приказам Виши, занимались в военное время тем, что взаимно убеждали друг друга, что лучший способ служения интересам оккупированной Франции — это неучастие в борьбе. Однажды в апреле, когда я пересекал Александрийский рейд, направляясь на корабль к адмиралу Каннингэму, я с болью в сердце увидел прекрасные французские корабли, в бездействии дремавшие в гавани, в то время как тут же рядом корабли английского флота жили кипучей боевой жизнью.

Считая, однако, что ход битвы на Средиземном море не может не оказать воздействия на умонастроения военачальников в Африке и на Востоке, мы попытались установить контакте ними. В ноябре месяце Катру направил Вейгану письмо. Хотя я и не питал почти никаких надежд, я одобрил эту инициативу. Сам я неоднократно обращался по радио с конкретными призывами, а 28 декабря 1940, в частности, заявил: «Все без исключения французские военачальники, независимо от совершенных ими ошибок, принявшие решение вновь обнажить меч, могут рассчитывать на то, что мы будем сотрудничать с ними, не претендуя ни на какие преимущества. Если Французская Африка поднимется наконец (!) на борьбу, то мы, частица империи, составим с нею одно целое».

В январе я совещался с членами Совета обороны о нашем отношении к Виши, если оно неожиданно вступит в борьбу; я увидел, что они тоже выступают за объединение. 24 февраля я написал в этом духе письмо генералу Вейгану, несмотря на его проклятия, направленные по моему адресу, и на весьма нелюбезный прием моего предыдущего послания. Я настоятельно убеждал Вейгана воспользоваться последней возможностью, которая ему предоставлялась, и вступить в борьбу. Я предлагал ему объединиться и давал понять, что в случае его согласия он может рассчитывать на мою помощь и уважение. Кроме того, Катру не упускал случая, чтобы направить адмиралу Годфруа предложения в том же духе. Наконец в ноябре Катру направил письма Верховному комиссару в странах Леванта Пюо, командующему войсками генералу Фужеру и его заместителю генералу Арлабоссу, хотя бы только для того, чтобы установить с ними связь.

Однако эти многочисленные попытки не дали никакого результата. Нашим эмиссарам Вейган то отвечал, что «де Голля следует расстрелять», то, что «он слишком стар, чтобы выступать в роли бунтовщика», и что «поскольку две трети Франции являются оккупированными противником, а оставшаяся треть, что еще хуже, — ведомством Дарлана, а также учитывая, что Дарлан установил за ним постоянную слежку, он, даже если бы захотел, все равно не смог бы ничего сделать». Что же касается адмирала Годфруа, то он благожелательно отнесся к посланиям Катру, но дальше этого дело не пошло. Наконец Арлабосс прислал из Бейрута на имя Катру корректный, но холодный ответ. К тому же в конце декабря, после воздушной катастрофы, в которой погиб Кьяпп, посла Пюо сменил генерал Денц[149], приспособленец, всегда готовый неукоснительно выполнить любые распоряжения Дарлана. Вскоре смещен был также Фужер, и войсками стал командовать генерал Вердилак.

В этих условиях мы могли бы вступить в Сирию только в том случае, если противник высадится там первым. А пока оставалось только объединить все войска Лежантийома и предоставить их в распоряжение Уэйвелла для использования в военных действиях в Ливии. Об этом я договорился с английским главнокомандующим. Одновременно я урегулировал с маршалом авиации Лонгмором вопрос о создании и использовании наших скромных военно-воздушных сил.

Должен сказать, что наши солдаты, по мере того как они прибывали, производили великолепное впечатление. Здесь, на Востоке, содрогавшемся под ударами войны, где жива была вековая слава Франции, наши солдаты чувствовали себя на высоте положения. Впрочем, встречая французов с особой теплотой и расположением, египтяне, видимо, хотели подчеркнуть тем самым свою неприязнь к англичанам. Сам я имел приятные встречи с принцем Мохамедом-Али, родственником и наследником короля, а также с премьер-министром Сирри-пашой и с некоторыми из министров. Что же касается французов, проживающих в Египте: ученых, педагогов, специалистов по античной культуре, представителей церковных кругов, деловых людей, коммерсантов, инженеров и служащих Суэцкого канала, — большинство из них развернуло энергичную деятельность в помощь нашим войскам. 18 июня по инициативе барона де Бенуа, преподавателя Жуге, Мино и Бонито была создана организация, которая сразу же стала опорой «Свободной Франции». Однако некоторые наши соотечественники держались в стороне от этого движения. Иногда, направляясь вечером прогуляться в каирский зоологический сад и проходя мимо здания Французской миссии, которое находилось как раз напротив зоосада, я видел, как в окнах появлялись настороженные лица тех, кто не присоединялся ко мне, но чей взор все же следил за генералом де Голлем.

В течение двух недель, которые я провел в Судане, Египте и Палестине, некоторые обстоятельства прояснились. Однако оставалось сделать основное, а я пока был бессилен что-либо предпринять. Тогда я возвратился в Браззавиль. Так или иначе необходимо было создавать общий фронт Экваториальной Африки. Если бы Восток был потерян, эти районы превратились бы с опорный центр сопротивления союзников; в противном случае у нас был бы там плацдарм для возможного наступления в будущем.