– О, Иван! – только и сказала Инга. Он порывисто привлек ее к себе и поцеловал. Она чувствовала, как колотится его сердце. Ей казалось, что еще миг – и она разрыдается.

Они проехали мимо будки контролера. Иван протянул ему талон и деньги, и машина, набирая скорость, взяла курс на север.

– Куда мы едем? – спросила Инга.

– Сюрприз! – ответил Иван загадочно. Но через минуту не выдержал: – В Вестчестер.

– В Вестчестер? – удивилась Инга, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал естественно и выказывал интерес, которого ожидал жених. – Зачем?

– Угадай! – Он улыбался во весь рот.

– Не могу! – сказала Инга. – Теряюсь в догадках.

– Сдаешься?

– Окончательно и бесповоротно!

– Я присмотрел дом в Территауне, у самой реки. – Он посмотрел на нее, ожидая всплеска радостного изумления. Инга довольно квело изобразила восторг. – Это очаровательный старый городок, – продолжал Иван, несколько разочарованный, – почти в европейском стиле, с уличными кафе, мощеными тротуарами, со старинными часами на ратуше, с маленькими бутиками. С центральной улицы открывается прекрасный вид на Гудзон. Тебе понравится, вот увидишь! Через час мы встречаемся с брокером, я хочу, чтобы ты увидела дом своими глазами.

Инга положила руку на его плечо и тихонько сжала. Она чувствовала, что должна выразить бурную радость, нетерпеливо расспросить о доме и участке, она помнила, как они когда-то, до ее поездки домой, рисовали себе свой будущий дом, непременно в этом районе, непременно двухэтажный, непременно с видом на реку – и не могла выдавить из себя ни слова. Ей казалось, что она – мелкий зверек, угодивший в ловушку, крышка захлопнулась – и прощай свобода!

Не хлеб и не вода! Не хлеб и не вода! Не хлеб и не вода!

* * *

…Шибаев заметил их издали – маленького сухого старика в панамке и тонкого молодого человека в ярко-синей рубашке и голубых джинсах. Станислав Сигизмундович и Вася. Они шли ему навстречу. Ни они, ни он не сообразили вовремя свернуть в сторону и остановились прямо друг перед другом. Станислав Сигизмундович церемонно поздоровался. Вася, не глядя на Шибаева, кивнул. Они стояли посреди тротуара, не зная, о чем говорить. Толпа обтекала их.

Вдруг Шибаев заметил серебряную цепочку на тонкой шее парня и почувствовал испарину вдоль позвоночника. Знакомая плоская цепочка венецианского плетения. «А где вторая сережка? У Васи?» – сказала тогда Инга.

– Как дела? – натужно выдавил он, с трудом отводя глаза от цепочки.

– Хорошо, – с готовностью отозвался старик. – Мы с Васенькой собираемся в Варшаву, выполнить волю моего покойного друга… В конце июля. Удивительная, знаете ли, история. Я непременно должен вам рассказать. Чего только не случается в жизни! Какие только сюжеты она не сочиняет!

– С удовольствием послушаю, – любезно ответил Шибаев и без всякого перехода обратился к Васе: – Можно посмотреть ваш… – Он запнулся, не зная, как назвать это – кулоном, подвеской или… брелоком. «Кулон» звучит как-то по-женски, подвеска – тоже. – Брелок! – решил он, хотя и не был уверен, что это правильно.

Вася вспыхнул, потом стал бледнеть. Словно защищаясь, прикрыл цепочку ладонью.

– Васенька… – начал обеспокоенно Станислав Сигизмундович, переводя взгляд с Шибаева на сына.

Шибаев стоял, протянув руку. Лицо его было непреклонным, и стало понятно, что брелок-подвеску он получит любой ценой, даже ценой насилия. Вася тоже понял это и дрожащими руками, бледный от ненависти, стал расстегивать цепочку.

– Васенька, что происходит? – беспомощно повторил старик.

Вася наконец расстегнул замок цепочки и протянул ее, зажатую в кулаке, Александру. Цепочка мягко упала в шибаевскую ладонь и застыла на ней маленькой теплой горкой. Шибаев поднес к глазам серебряный крестик-распятие. Человечек висел на кресте, уронив на грудь голову, вверху на перекладине – крохотные латинские буквы. Шибаев с трудом разобрал – INRI[15].

– Что здесь написано? – машинально спросил он, озадаченный и разочарованный.

– Иисус Назаретянин – царь Иудеи, – с готовностью объяснил Станислав Сигизмундович. – «Rex» – «царь» на латыни. Подарок моего друга, отца Генрика… Он очень полюбил Васеньку, я познакомил их перед самой его кончиной, и они много разговаривали о смысле жизни, о морали… Да, Васенька? Они очень подружились… – добавил он тихо, не дождавшись ответа сына. Он гнал от себя мысли о том, что же в действительности произошло на старой даче, о внезапной смерти Ростика, о страшных его делах. Долгими ночами, лежа без сна, старик молился Богу, прося его о милости и прощении для Васи за его непомерный грех, и спрашивал себя – как он решился, не понимая, не принимая его поступка, и еще просил о забвении и успокоении для себя. Он постоянно думал о Генрике и его словах о том, что человек делает выбор, а потом всю жизнь несет крест, и называется это «судьба». И еще о том, что у нее дальний прицел – он сам учил Васеньку разбираться в травах…

Шибаев все смотрел на распятие, и понимание того, что произошло на самом деле на старой даче, из невнятной догадки медленно перерастало в уверенность. Он взглянул на печального старика, перевел глаза на Васю, встретил его ответный взгляд, упрямый, исподлобья. Взгляд человека, уверенного в своей правоте.

– Отец Генрик? – повторил Шибаев. – Разве у нас в городе есть католическая церковь?

– Есть, – поспешно сказал старик, сердце которого сжималось от дурных предчувствий. – Конечно, есть. Мой друг отец Генрик был замечательный человек, очень… как бы это сказать… открытый! Да-да, открытый! Самых широких взглядов, очень образованный и добрый…

– И вы с отцом Генриком… – начал Шибаев, продолжая смотреть прямо в глаза молодому человеку, медленно подбирая слова, желая немедленно получить подтверждение своей догадке. – Вы с отцом Генриком… Он тебе отпустил твой грех? – наконец нашел верные, как ему показалось.

– Он меня понял, – ответил парень, не удивившись вопросу. – Он меня понял, – повторил он хрипло, сглатывая. На лбу его блестели бисеринки пота.

Станислав Сигизмундович печально стоял рядом, поникший, не пытаясь вмешаться. Шибаев протянул распятие, Вася молча принял его и сунул в карман.

«Я тебя, наверное, тоже понимаю», – подумал Шибаев, испытывая жалость и невольное уважение к этому женоподобному юноше, который, не колеблясь, взвалил на свои плечи такой груз. Судья и палач… и жертва… «А я бы так смог? – задал он себе вопрос. – Смог бы? Наказать и казнить друга? Не знаю… не знаю…»

…Они попрощались почти сердечно. Шибаев поочередно сжал в ладони маленькую холодную лапку старика и нежную, чуть влажную руку Васи, и они разошлись в разные стороны…