Предложения и проекты решений (постановлений) Политбюро готовились как отделами ЦК КПСС, так и по специальным поручениям соответствующими государственными ведомствами.

Ясно, что очень многие из обсуждавшихся вопросов напрямую затрагивали состояние государственной безопасности Советского Союза, социалистического содружества, союзников СССР, требовали согласования с КГБ, Минобороны и МИДом.

Например, как следует из рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС от 3 января 1980 г., в предыдущем году на его 47 заседаниях было рассмотрено 450 вопросов, по которым было принято свыше 4 тысяч постановлений.

В том числе по

организационным вопросам – 14

вопросам идеологии – 46

военно-оборонным вопросам – 227

вопросам промышленности, транспорта,

капитального строительства – 159

по вопросам внешней политики и

внешней торговли – 1845

вопросам планирования народного хозяйства – 11

кадровым вопросам – 330

о правительственных наградах – 927[119].

Поскольку многие из обсуждавшихся вопросов имели сверхсекретный характер, то и соответствующие документы и решения имели высочайший гриф ограниченного распространения информации – «Совершенно секретно. Особой важности». Указанные документы подлежали хранению в так называемых «особых папках», которые имелись у всех членов Политбюро[120].

Отметим и следующие чрезвычайно важные для нашего повествования обстоятельства. «Техническое обеспечение» работы Политбюро в ЦК КПСС осуществляли 5–6 специально выделенных сотрудников Общего отдела ЦК, возглавлявшегося с 1965 г. К. У. Черненко, а с 1982 г. – В. И. Болдиным.

Помимо этого, у каждого члена (кандидата в члены) ПБ ЦК имелись специальные помощники «по Политбюро», обладавшие наивысшей формой допуска к работе с совершенно секретными документами.

Таким образом, круг секретоносителей, допущенных к «тайнам Политбюро ЦК КПСС», составлял в СССР всего несколько десятков человек.

Понятно, что сама по себе работа Политбюро ЦК КПСС являлась объектом первостепенного интереса для разведок, по крайней мере, ведущих государств мира.

Определенные «утечки информации» о работе Политбюро бывали, их не могло не быть. Поскольку у осведомленных в разной степени о его работе, обсуждавшихся или готовившихся к обсуждению вопросах лиц имелись родственники, дети, самые близкие знакомые, друзья в аппарате ЦК и т. д., что создавало определенные предпосылки для несанкционированного разглашения информации.

Таким образом, в том числе и в многочисленных «кадрах Центрального Комитета», да и в партийных аппаратах в областях и республиках СССР, появлялись разнообразные слухи, которые подчас имели под собой весьма относительные основания.

Также за счет болтливости информацию, представлявшую живейший интерес для ЦРУ, от своего предполагавшегося тестя, члена Политбюро ЦК КПСС К. В. Русакова, получал американский агент Трианон (сотрудник МИД СССР А. Огородник, покончивший жизнь самоубийством при аресте 22 июня 1977 г.)[121].

Некоторые сведения иностранным спецслужбам передавали лица, знакомившиеся с решениями Политбюро официально, как это было с дипломатом, занимавшим пост заместителя Генерального секретаря ООН А. Шевченко. (Оперативная разработка Шевченко резидентурой ПГУ КГБ в Нью-Йорке выявила его предательство, но воспрепятствовать его побегу с целью получения политического убежища в США (вспомним, о чем предупреждал «общественность» А. Даллес!) 7 апреля 1977 г. не смогла).

Те же решения Политбюро, что касались внутриполитических, народно-хозяйственных и социальных аспектов политики СССР, публиковались в виде постановлений ЦК КПСС, нередко – совместных постановлений ЦК и Совета министров, иногда – совместно с ВЦСПС (Всесоюзным Центральным Советом Профессиональных Союзов).

Решения Политбюро принимались, как правило, единогласно. Или – с учетом мнения генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Ю. В. Андропов, для которого было свято понятие «партийная дисциплина», порой вынужден был соглашаться с мнением своих коллег, хотя и не разделял его полностью. Так, иногда большинством голосов отклонялись его или совместные предложения, как это, в частности, было с законом СССР «О печати», подготовленным им в 1975 г. совместно с А. А. Громыко. «Не сезон», – говорил Андропов в таких случаях своим помощникам и коллегам, сообщая о том, что их труд не получил должной оценки вышестоящим руководством.

Выступая на заседаниях Политбюро с информацией, замечаниями по проектам подготовленных решений и документов, предложениями и предупреждениями, Ю. В. Андропов, безусловно, влиял на позиции не только своих коллег по Политбюро, но и самого Брежнева, который нередко предлагал отсрочить принятие того или иного «сырого» решения, рекомендовал «доработать» вопрос, дополнительно проконсультироваться со специалистами.

В итоге такая процедура повышала качество принимавшихся решений и документов. Но и – не гарантировала полностью от ошибочных решений, как это было в отношении Афганистана, речь о чем пойдет далее.

Мы не будем останавливаться на широко освещавшейся и активно муссируемой теме «внутренней политической кухни» Политбюро и ЦК КПСС, оставляя эти сюжеты для любителей политических сплетен и гаданий на кофейной гуще, а попытаемся максимально объективно остановиться лишь на отдельных аспектах этой проблемы, непосредственно связанных с жизнью и деятельностью героя моего повествования.

К углубленной проработке вопросов, выносимых на обсуждение Политбюро ЦК, Андропов подключал не только официальные, но и неофициальные возможности аппарата КГБ – консультантов высокого уровня из соответствующих ведомств.

При этом он полагал, что первостепенное значение имеют не текущие, повседневные вопросы, а реальные комплексные проблемы, которые неизбежно и объективно встанут перед страной в обозримом будущем.