Никем не контролируемый рост числа подобных воинских подразделений весной 1942 г. вызвал негативную реакцию Гитлера, который 24 марта 1942 г. запретил их дальнейшее формирование на том основании, что мера эта могла оказаться политически невыгодной при последующем решении проблемы оккупированных советских районов. В то же время было приказано сохранить уже существующие части в необходимом количестве, ограничивая их размеры рамками батальонного звена и ни в коем случае не использовать на фронте.[401]

Тот факт, что само существование подобных частей было все же признано фюрером, знаменовал важный сдвиг в вопросе привлечения советских граждан в германскую армию. И хотя Гитлер говорил еще о том, что «самая большая глупость, которую можно допустить в оккупированных восточных областях, — это дать в руки покоренным народам оружие», шаг за шагом он делал уступки требованиям военной необходимости.[402]

Вслед за национальными легионами и казачьими частями Гитлер признал, наконец, право на существование всех формирований из советских граждан, действовавших на стороне германской армии. Необходимость решительных мер в борьбе с партизанским движением повлияла на позицию фюрера относительно использования в интересах Германии населения оккупированных областей, несколько изменив ее в благоприятную сторону.

Привлечение советских граждан в создаваемые немцами формирования носило как добровольный, так и принудительный характер. Германское командование стремилось получить в свое распоряжение благонадежных и заинтересованных лиц и поэтому не скупилось на щедрые обещания.[403]

К концу лета 1942 г., по мере роста потребностей в охранных войсках, германское командование наряду с набором добровольцев фактически приступило к мобилизации годных к военной службе мужчин в возрасте от 18 до 50 лет под вывеской добровольности[404]. Суть такой мобилизации состояла в том, что перед жителями оккупированных районов ставилась альтернатива: быть завербованными в «добровольческие формирования» или угнанными на принудительные работы в Германию. Поздней осенью на смену скрытой мобилизации пришло открытое принуждение с применением против уклонявшихся санкций — вплоть до привлечения к суду по законам военного времени, взятия из семей заложников, выселения из дома и прочих репрессий.[405]

Другую категорию советских граждан, вовлеченных на путь сотрудничества с германской армией, составили военнопленные. В работах некоторых западных авторов содержатся утверждения о массовых сдачах в плен красноармейцев по причине их антисоветских убеждений и нежелания сражаться за Сталина.[406]

Это неверное предположение, хотя отдельные явления такого рода действительно имели место. Однако далеко не все подобные случаи были связаны с сознательным политическим выбором бойцов и командиров Красной Армии. Довольно распространенной, особенно на начальном этапе войны, причиной, заставлявшей красноармейцев переходить линию фронта, был страх за судьбу родных и близких, оставшихся на оккупированной территории. Известны также случаи, когда военнослужащие, оказавшись под угрозой военного трибунала и расстрела за малейшую оплошность или по навету, искали спасения у противника.[407]

Приступая к вербовке советских военнопленных в германскую армию, командование вермахта менее всего беспокоилось о соблюдении статей международных конвенций 1899 и 1907 гг., запрещающих принуждать военнопленных к участию в боевых действиях против собственной страны. При этом первостепенное внимание уделялось все же привлечению добровольцев, прежде всего тех, кто так или иначе пострадал от действий советских властей в период коллективизации и сталинских чисток, кто был озлоблен репрессиями по отношению к себе и к своим близким и искал случая, чтобы отомстить.

Данный аспект нашел свое применение и в российском кинематографе, в частности в художественном фильме «Штрафбат», где наглядно показано, как часть пленных красноармейцев соглашается идти на службу к немцам, аргументируя свою измену различными обидами на советскую власть.[408]

От этой категории красноармейцев уже в самом начале войны исходила инициатива участия в вооруженной борьбе против ненавистного им режима. И хотя таких добровольцев, готовых из политических побуждений сражаться на стороне врага, было относительно немного, они составляли активное ядро восточных формирований и служили надежной опорой немецкого командования.

Наиболее активно поиск добровольцев осуществлялся среди военнопленных — представителей национальных меньшинств Советского Союза. Было объявлено, что последние по своим религиозным убеждениям являются в основной своей массе противниками большевизма и что с ними следует обращаться хорошо для того, чтобы завоевать их расположение.[409]

В некоторых случаях обращалось внимание на социальное происхождение вербуемых. В докладе штаба 5-й танковой дивизии об использовании «добровольческой роты» рекомендовалось в первую очередь отбирать крестьян и сельскохозяйственных рабочих, «поскольку в них таится непримиримая ненависть к коммунизму». О промышленных рабочих говорилось, что они «в большей степени заражены коммунизмом» и «их вступление и согласие служить чаще всего объясняется желанием на какое-то время получить хорошее содержание, чтобы потом при первой возможности исчезнуть». Что же касается офицеров Красной Армии, то их предложения рекомендовалось отклонять в связи с тем, что «они находятся под коммунистическим влиянием и в большинстве являются шпионами». В подтверждение приводился эпизод, когда двое принятых в роту офицеров в первом же бою перебежали на сторону Красной Армии, прихватив с собой еще трех человек из числа «добровольцев».[410]

Агитируя военнопленных за вступление в ряды вермахта, немецкие офицеры и пропагандисты из национальных комитетов обещали им хорошие жизненные условия, питание и денежное довольствие как для германских солдат, а после войны — щедрое вознаграждение и разнообразные льготы. Учитывая ужасающие условия, в которых находились военнопленные, беспроигрышным аргументом вербовщиков было напоминание об отношении к ним Сталина, что должно было окончательно убедить доведенных до последней степени страданий людей, что обратного пути для них нет. Именно это стало для многих военнопленных последним толчком в их решении пойти на службу к немцам.