Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты… Вы начальник охраны мистера Керка?
– Я мистер Керк собственной персоной.
Туранец позеленел – кажется, понял, что более высокого начальства тут не сыщешь, и что приговор не подлежит обжалованию.
– Мы люди кезбаши Аязова, – произнес он через силу. – Из городского ферраш-управления. Пощадите, ага!
– Имя, звание, должность?
– Латиф Каюмов, юзбаши, командир спецгруппы «Бургут».[44]
Перфильев захохотал. Смеялся он так, будто напильником водили по железу, зато от души – приседал, хлопал огромными ладонями по коленям, тыкал пленника у дивана в ребра и хрипел: «Ну и ну… Чего-то не так у вас, орлы… В Москве, конечно, ваша братия берет, но чтобы на дело с медвежатником… До такого еще не додумались!»
Флинт выглянул с балкона, поинтересовался, что случилось.
– Они не бандиты, а полицейские. Пришли, чтобы сейф наш очистить, – объяснил Каргин и, заметив, как расширились глаза у Флинта, добавил: – Это, Генри, не шутка. И не подумай, что я чокнутый.
– Да что вы, босс! Мне не привыкать, сам из Бруклина, – отозвался Флинт. – Ну, вешать будем?
– Подождем. Тащи их обратно! А ты, юзбаши, скажи – знаешь, что такое бартер?
Каюмов мрачно кивнул.
– Ну, тогда обменяемся: я тебе – жизнь и всех твоих бургутов, ты мне – информацию. Договорились?
Туранец кивнул, открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент в офисе звякнуло, потом зашелестела дверца сейфа.
– И правда, справился слесарь! – с удивлением произнес Перфильев, заглядывая в офис. – Справился, бляха-муха! А говорили – «Бэрримор», «Бэрримор»!
– Эту бериморду в Калуге клепают, – сообщил лысоватый, появляясь на пороге. – Там клепают, сюда везут, а здесь – без обид, начальники! – впаривают всяким фраеристым лохам. Перхоть, а не сейф! Небось у Рахманчика куплен, на углу Самаркандской и Гюзель-бану?[45]
– Иди, деловой, иди, выметайся! – махнул ему рукой Каргин. – Охраннику на лестнице скажешь, что Алексей Николаевич велел пропустить. И свой инструмент забери!
– Инструмент казенный, я его у сейфа оставил. Чужого нам не надо… Опять же дерьмовые отмычки у ментов!
Он с достоинством удалился. Перфильев, все еще посмеиваясь, пихнул юзбаши автоматом в спину.
– Где умельца такого отыскали?
– Через Рахмана. Сейфы продает, замки, ключи, засовы, всех знает, Аязову служит.
– Интересные сведения! Зачтутся, – промолвил Каргин. – Теперь скажи: правда ли, что от бандитов вам звонили, галстук прислали и встречу назначили?
– Правда, ага.
– Требовали сколько?
– По миллиону за каждого.
– А с меня – три! Запросы у вас, однако!
– Ага богатый человек, очень богатый, а мы бедные. Все бедные, вся страна: ферраш-баши бедный, и кезбаши Аязов бедный, я бедный и мои люди тоже. Тут, в «Тулпаре», ага деньги на ветер кидал… большие, говорят, миллионы… Кезбаши Аязов сказал: от него не убудет. Никак не убудет, даже если Воины Аллаха обманут и не вернут заложников.
Каргин и Перфильев переглянулись.
– Значит, Воины Аллаха их похитили?
– Они, ага. Страшные люди, фанатики, шахиды![46]Лучше их не раздражать.
– Я и не собираюсь. Вот что, юзбаши… – Каргин с задумчивым видом уставился на автомат, лежавший на коленях. – Отпускаю я вас. Идите! Рандеву, что вечером назначено, отменяется, и вы в это дело больше не суйтесь. Сам проводников отыщу, сам к аллаховым воинам поеду, сам буду договариваться. Договорюсь – хорошо, а если нет, других бандитов найму, Львов Ислама или эмира Вали Габбасова, и сделаем мы из похитителей шашлык. Клянусь! – Глаза Каргина вдруг бешено сверкнули, он отшвырнул автомат, вскочил, выбросил вверх руку со стиснутым кулаком и рявкнул: – Клянусь в этом! Мой кинжал искупается в их крови! Всех укорочу на голову! Каждого поганого хакзада и хадиджа! И шелудивый верблюд помочится на их тела!
Каюмов с испугом отшатнулся. Потом взглянул на своих бойцов, медленно поднимавшихся на ноги, и спросил:
– Ага желает что-нибудь передать кезбаши Аязову?
– Желает. Пусть аллах ниспошлет вшей на его голову! Генри, проводи гостей.
Налетчики исчезли, и ярость Каргина вмиг испарилась, сменившись иронической улыбкой. Перфильев уважительно сказал:
– Ну, Леха, ты силен! Какой спектакль разыграл! А где так ругаться научился?
– В Кушке. Воспоминания детства… Хадидж – недоносок, хакзад – рожденный из грязи… попросту из дерьма. Этот Каюмов тоже дерьмо, обмануть нас хотел. И обманул бы, если бы не девушка! Сцепились бы с Воинами Аллаха на свою голову! – Улыбка на его лице исчезла и, подобрав автомат, Каргин спросил: – Как думаешь, он поверил, что мы поверили?
– Испугался, что ты его пришибешь, значит поверил.
– Хорошо бы. Передадут Вали, и тот успокоится. Тут мы его…
– … ка-ак хряпнем! – продолжил Перфильев и зевнул. – Пошли спать, Алексей. Утро вечера мудренее.
* * *
Эту поговорку майор Толпыго переиначил по-своему: всякий ефрейтор утром сержант. Вообще про хитрого ефрейтора он знал массу анекдотов, и любимый был таким: вызвал генерал ефрейтора на ковер и ну его материть и костерить. Ефрейтор послушал-послушал и вымолвил: «Товарищ генерал, если уж мы с вами так ругаться будем, что же сказать о рядовых?..»
Утром Каргин, как тот хитрюга-ефрейтор, тоже чувствовал себя продвинутым в звании, если не до маршала, как намекал Шон Мэлори, то, по крайнер мере, до полковника. А для военного человека большие звезды на погонах что шпоры для рысака: и подгоняют, и ум просветляют, а что до энергии, то она с каждой присвоенной звездой кипит все интенсивней и круче. Главное, чтоб звезды падали заслуженно и своевременно, в активном бойцовском возрасте, а не доставались одним лишь старым штабным пердунам.
Поднявшись, Каргин распорядился, чтобы Рудик взял такси и съездил с Ксенией к ней на квартиру, вещи забрать, а ежели будут чиниться препятствия, пресек и вразумил. Хорошо вразумил, от души, чтоб ползалось только от кровати до сортира! Затем пошел с дежурным Дмитрием на тринадцатый этаж, который считался четырнадцатым, осмотрел президентский номер (дверь была не заперта), пощупал веревки, все еще свисавшие в лоджии с перил, сказал Диме, чтобы прибрался, и решил, что непременно купит тулпару и наведет здесь гвардейский порядок. Такой, чтобы ферраши под видом ворюг не лезли к постояльцам в номера, и чтобы служба безопасности была надежной, лучше всего из «варягов». Затем он позвонил Булату Файхуддинову, велел ему ехать в «Тулпар», а Перфильева с Балабиным и Флинтом отправил на армейский склад, к торговцу-минбаши, вручив им чемодан, отбитый в Первом президентском. Какие у минбаши запросы сказать было заранее нельзя, однако Каргин полагал, что миллиона хватит. Цена у приличной вертушки, конечно, побольше, но, с одной стороны, продавал минбаши не свое, а с другой, этот самый миллион наличными, когда выкладывают их на прилавок, имеет такое гипнотическое действие, какое не снилось ни Кашпировскому, ни Чумаку.