– Вы врете.

Вот же сволочь! Но возражать Витольд не стал, вздохнул и уставился на ботинки, с которых натекла изрядная лужа.

– Вру. Плевать мне на них. И на Алину тоже, потому что она – еще та сволочь, хотя и притворяется белой и пушистой. Небось и тебе голову задурила?

Тынин пожал плечами, и даже жест этот нехитрый вышел у него неестественным.

– Задурила, задурила. Денег пообещала? Плакалась, мол, скоро помру, а родня – все как один сволочи? Поэтому не оставлю им ни копеечки, все тебе отойдет…

– Зачем? – подняв руку, Тынин почесал тыльной стороной ладони подбородок. – Этот поступок лишен логики. Продолжительность нашего знакомства и его характер не располагают к столь опрометчивым поступкам.

– Именно! Ты ей скажешь?

– Что?

– Что ты не согласен!

– Мое согласие не является определяющим фактором. Поскольку причина данного поступка лежит не в моей харизматичности, – Тынин произнес это, как показалось Витольду, с насмешкой, – я делаю вывод, что значимы не мои отношения с Красникиной, а ваши. И в данном случае решать возникшую проблему имеет смысл с вашей стороны.

Конечно, кто добровольно откажется от денег, которые сами в руки плывут? Туда же, псих-псих, а хитрый! И зря Витольд сюда приехал. Он сунул руку в карман, нащупывая влажную и скользкую рукоять.

– Второй спорный момент в вашей цепочке рассуждений – предположение о скорой смерти Красникиной. И я прихожу к выводу, что вы располагаете некоторой информацией, мне недоступной. К примеру, о наличии у Красникиной некоторого заболевания, закономерным итогом которого является летальный исход. Либо как второй вариант сами собираетесь выступить в качестве определяющего фактора смерти.

– Чего?

– Убийство планируете, – спокойно пояснил Тынин. – Полагаю, что в том числе и мое.

Рукоять пистолета нагревалась. Короткое дуло упиралось в бедро, точно подталкивая Витольда к действию. Это же просто – вытащить, направить на урода, что смотрит с любопытством, снять с предохранителя и нажать на спусковой крючок.

Витольд попадет. Он тренировался. Главное, не нервничать. Следы вытереть за собой. И тихо уйти. Никто не догадается… более того, подумают на ту женщину с истеричным голосом.

– Если вы собираетесь стрелять, то стреляйте. Только, пожалуйста, постарайтесь в голову. Можете подойти, я не стану оказывать сопротивления.

Пистолет зацепился за подкладку и все никак не вытаскивался. Витольду было стыдно за свою неловкость, но стыд приглушал чувство страха. А Тынин и вправду не думал сопротивляться. Он даже повернулся к Витольду и сел, положив руки на колени. Ждал.

Безумец! Ну кто ждет своей смерти? От смерти люди бегут, отбиваются, зовут на помощь и вообще всячески цепляются за бытие, каким бы дрянным оно ни было.

– Однако я должен вас предупредить, что количество следов, вами оставленное, с высокой долей вероятности приведет к быстрому раскрытию данного преступления. – Тынин смотрел на дуло с прежним равнодушием. – Ваш план имеет слишком много слабых мест и условных допущений.

У Витольда вырвался нервный смешок. Надо же, его еще и учат правильно убивать!

– Я могу помочь исправить. Например, сегодня вы просто уйдете. Вернетесь домой, но предварительно заедете в какой-нибудь бар, выпьете там. Немного. Так, чтобы в случае возникновения вопросов со стороны ваших родных ваше состояние являлось подтверждением вашим же словам.

Рука с пистолетом дрожала. Совсем не так оно, как в чертовом лесу с пивными банками. Банки молча стоят, ждут, пока Витольд прицелится. И уж точно не помогают планировать алиби.

– Будет неплохо, если вы спровоцируете скандал с домашними. Это позволит вам завтра избежать общения и ненужного любопытства. Вы сможете покинуть дом, к примеру, демонстративно желая продолжить загул.

Господи, да у него куда сильнее поехала крыша, чем Витольд предполагал!

– К двенадцати часам вы подъедете к ЗАГСу по улице имени Крупской. Войдете в туалет. С собой у вас будет нож. Возьмите один из этих. – Тынин указал на стол, прикрытый коричневым полотном. – Возможно, ждать придется долго. Я не знаю точного времени росписи, но предполагаю, что она пройдет во время официального обеденного перерыва. Надеюсь, к моим физиологическим потребностям отнесутся с пониманием. Иногда статус безумца играет на руку.

– Ты… ты хочешь, чтобы я тебя зарезал?

– Да. Я понимаю, что, с точки зрения психологии, непосредственный контакт с жертвой является серьезным испытанием для преступника, однако я очень надеюсь, что вы справитесь. Бить лучше вот сюда. – Тынин повернулся и ткнул себя в бок. – Лезвие провернете и вытащите. Постарайтесь стоять так, чтобы вас не залило кровью. В принципе, достаточно будет, если вы ударите и повернете. Я сам вытащу лезвие после вашего ухода.

– Ты… ты так хочешь умереть?

– Мое желание не имеет значения. В сложившихся обстоятельствах смерть представляется мне наиболее оптимальным выходом.

Руки устали, и Витольд положил пистолет на колено. Все равно уже выстрелить не сможет.

И да, лучше будет сделать все завтра.

– Почему тогда ты сам все не сделаешь? Боишься?

– Нет.

– Ну хочешь, я оставлю пистолет? Говорят, если в голову, то это не больно. – Мысль о том, что если этот безумец сам убьет себя, то совесть и руки Витольда будут чисты, полностью завладела сознанием. – Или еще таблетки можно. У тебя есть таблетки?

Все ненормальные принимают лекарства. И это уж точно не вызовет подозрения.

– Нет. Я не боюсь боли. Я не боюсь смерти.

– Тогда почему?! – Витольд окончательно перестал понимать что-либо.

– Потому, что моя смерть в контексте самоубийства может быть неадекватно воспринята. Подобный акт с моей стороны станет источником угрызения совести у одного хорошего человека. И мне кажется, что это будет неправильно.

– Ты… – Витольд не выдержал, вскочил и выронил пистолет, который глухо брякнулся о пол. Пришлось наклоняться и поднимать. А пистолет упал в лужу, натекшую с Витольда, и потом, мокрый, пропитал водой карман. – Ты псих!

– То есть вы передумали?

Тынин спросил это, не скрывая огорчения в голосе.

– Ты… ты просто псих! И я… я лучше в суд на тебя подам, чем так… так…

Витольд попятился, а оказавшись у двери, развернулся и кинулся бежать. Шлепали подошвы, плодя куцее коридорное эхо; корчили рожи мертвяки со стен и сердце Витольдо громко бухало, ударяясь то в горло, то в желудок. И только на улице, когда холодный ветер швырнул в лицо снегом, стало легче.

Все хорошо. Просто Витольд – не убийца. И… и если Бог есть, то Витольду зачтется.

Но в бар он все-таки заехал, а вечером с удовольствием поскандалил с Галиной.