Поначалу Эдвард с пониманием относился к ее поведению и даже временами одобрял его, но всему есть предел. Николь находилась в его доме и по-прежнему оставалась его женой, хотя и вела себя как совершенно чужой человек. Он пытался вызвать у нее чувство ревности и несколько раз не ночевал дома, коротая время с девочками в своей небольшой квартирке, но все безрезультатно: Николь просто не замечала его и не реагировала на его поступки соответствующим образом.

Эдвард подошел к бару и плеснул себе шотландского виски. Вспомнились слова доктора Спивака о том, что он мало времени уделял дочери и пытался откупиться от нее щедрыми подарками и большими суммами денег. Эти слова вызвали у него приступ ярости, после чего он невзлюбил этого надменного толстяка с черными волосами и неприятно-пронзительными глазами. Он чем-то напоминал ему не менее омерзительного Пола Лурье, еще одного умника, который постоянно сует нос не в свои дела и портит жизнь окружающим.

Не успел Эдвард покончить с третьей рюмкой, как неожиданно зазвонил телефон. Это была та самая девица, которую он ждал. Она стала сбивчиво объяснять ему, что сегодня вечером никак не сможет к нему вырваться, и попросила перенести встречу на другой день. Эдвард грохнул трубкой по столу и выругался. Чертова шлюха, строит из себя святую девственницу! В расстроенных чувствах он вышел из квартиры и направился домой. В гостиной он включил симфонию Малера, но она показалась ему слишком мрачной. Кантата Баха тоже не улучшила настроение, так как оказалась чересчур абсурдной. Луи Армстронг был слишком энергичным, а Джерри Маллиген – слишком вялым. Даже висевшие на стенах картины не вызывали у него былого восторга. Тесс Абраме наводила тоску своими мрачными тонами, и он никак не мог понять, почему не продал ее в свое время. Да и Шагала надо было бы загнать. Уж слишком он наглый и надменный в своем величии! В конце концов выяснилось, что Эдвард ненавидит все на свете, и прежде всего себя самого. И вообще вся его жизнь пошла кувырком с тех самых пор, как Николь ушла от него.

Повар был крайне удивлен, увидев хозяина дома.

– Мистер Харрингтон говорил, что дома сегодня ужинать не будет, или я ошибаюсь?

Эдвард был не голоден, но все же попросил того приготовить что-нибудь легкое, а сам уселся в кресло с бутылкой вина и предался размышлениям.

Он был воспитан в семье, которая всегда верила в успех и исповедовала идеологию победителей. Его отец был довольно преуспевающим банкиром и всего в жизни добился самостоятельно, без посторонней помощи. Правда, для этого потребовались немалые усилия. Он выискивал небольшие предприятия, находившиеся на грани банкротства, финансировал их, превращая в прибыльные, и таким образом получал затем огромные доходы.

Эдвард учился хорошо и всегда держал в голове три главных принципа: никогда не быть сентиментальным в серьезных делах, покупать вещи только по самым низким ценам, а продавать только в случае самой большой выгоды. Они оказались верными и позволяли ему все эти годы держаться на гребне успеха. И вот сейчас он впервые почувствовал себя неудачником, хуже того – стал вести себя как неудачник.

В половине одиннадцатого домой вернулась Николь и сразу же направилась к себе.

– Посиди со мной, Ника, выпей немного бренди, – пригласил он нарочито спокойным тоном.

Она остановилась, снедаемая сомнениями.

– Я очень устала, Эдвард.

– Ну хоть расскажи мне, как там Джулия. Я сегодня так и не смог к ней вырваться.

Она присела на край дивана и взяла протянутый мужем стакан с напитком.

– Никаких изменений, к сожалению. Надо набраться терпения и ждать. Негативные эмоции накапливались у нее в течение восемнадцати лет, и поэтому было бы глупо ожидать мгновенных чудес.

Только сейчас Эдвард заметил, что жена выглядит не самым лучшим образом. Небрежно затянутые в пучок волосы, на лице никакой косметики, а некогда элегантную одежду сменили самая простенькая юбка и помятая блузка. И все же она оставалась достаточно сексуальной, хотя и играла, по его мнению, роль озабоченной и исстрадавшейся матери.

Он возбужденно заерзал на месте и попытался отвлечься, но навязчивые мысли не покидали его. Неужели она до такой степени озабочена судьбой Джулии, что совершенно не испытывает желания? Эдвард подошел к ее креслу и присел на подлокотник.

– Когда-то мы были с тобой очень счастливыми супругами.

Николь молча хлебнула бренди и отвернулась. Он посмотрел на соблазнительный холмик ее груди, взял из ее рук стакан, наклонился и поцеловал в лоб.

– Тебе не кажется, дорогая, что нам пора восстановить прежние отношения? Хотя бы ради Джулии.

Николь откинулась на спинку кресла, недовольно поморщилась и попыталась встать.

– Я не могу, Эдвард, – произнесла она виновато. – Мы останемся хорошими друзьями, но о чем-то большем не может быть и речи.

По выражению ее глаз он вдруг понял, что она не забыла своего юного поклонника, и это стало для него последней каплей.

– Ты по-прежнему думаешь об этом смазливом кобеле? – Николь закрыла глаза и густо покраснела. – Если ты все еще рассчитываешь вернуться к нему, то лучше не надейся. Я скорее убью тебя, чем выпущу отсюда.

Она встала и попыталась уйти, но сделала это как-то нерешительно. Эдвард успел схватить ее за руки, крепко прижал их к бокам, а затем грубо впился в ее губы.

– Эдвард, прекрати немедленно…

Побледнев от ярости, он повалил ее на диван и мгновенно запрыгнул сверху, придавив всей своей тяжестью. Она брыкалась из последних сил, стонала от боли и унижения, но вырваться из его цепких рук так и не смогла. Одной рукой Эдвард стал грубо теребить ее грудь, а вторую запустил под юбку, насильно раздвигая ей ноги. Затем он впился в ее губы и стал больно кусать их, пытаясь просунуть внутрь язык.

Николь отчаянно сопротивлялась, но силы были явно неравны.

– Ты делаешь мне больно!..

Возможно, но это несравнимо с той болью, которую ты причинила мне. Я всю жизнь старался для тебя, а ты бросила меня и дочь ради какого-то сопляка. Сука уличная! – С этими словами он сорвал с нее блузку и бюстгальтер и вцепился зубами в ее соски, причиняя невероятную боль.

Николь громко закричала, но это только раззадорило его.

– Интересно, что этот кобель делал с тобой такого, чего не могу сделать я!

В ту же секунду на пол полетели ее разорванная юбка и кружевные трусики. Николь предприняла еще одну попытку освободиться, но все тщетно. Ее упорство вызвало у Эдварда новый приступ бешенства. Он размахнулся и ударил ее по лицу, причем так сильно, что чуть не свернул ей челюсть.

Николь перестала сопротивляться и затихла. Она вдруг ясно поняла, что он пьян, взбешен от ревности и в таком состоянии может просто-напросто убить ее. А что тогда будет с Джулией? Если случится трагедия, Джулия никогда больше не выйдет за пределы психиатрической клиники. Она просто не вынесет такого удара.