Несмотря на то что я очень привязалась к близнецам и от всего сердца благодарила Лорен за ее решение оставить детей, я вдруг почувствовала, что едва сдерживаю ярость. Как смеет эта беспардонная особа навязывать всем свои взгляды, почему она считает, что имеет на это право? Да она просто надавила на Лорен, воспользовавшись ее уязвимостью, отчего семья Ричардсонов оказалась в очень трудном положении.

Вероятно, все мои чувства отразились на лице, потому что женщина поспешно отдернула руку, словно прикосновение ко мне вдруг стало для нее неприятно. От резкого толчка моя рука дернулась, чашка соскользнула с блюдца и с громким звоном разбилась об пол.

Внезапно стало очень тихо, и я почувствовала, что все глаза обращены к нам.

— А как насчет «не судите, да не судимы будете»? — спросила я в полной тишине. — Вы ничего не знали об этой семье, вы и понятия не имели, смогут ли они потянуть еще одного ребенка, а тем более двух, но все же надавили на нее и заставили изменить решение.

Я видела, как ее глаза расширились от ужаса, и она отпрыгнула от меня, словно перед ней стоял сам сатана.

— На нее? О ком вы говорите, Лорен?

— Вам когда-нибудь приходило в голову, что у нее просто не хватит сил заботиться о них? — гневно продолжала я. — Что вся ее семья пострадает из-за решения, которое вы вынудили ее принять? Вы не позволили ей самой сделать выбор, вы запугивали ее и утверждали, будто знаете, что предназначил для нее Господь! Кто назначил вас высшим судьей?

— Лорен!

Ко мне подбежал Грант, взял у меня пустое блюдце и потянул к выходу. Его обычно бледное лицо было пунцовым, и я поняла, что все смотрят на меня, застыв от изумления.

— Я помогла вам, — вдруг выпалила женщина. — Ваша душа была в опасности, я спасла вас.

Грант кивком головы позвал детей и легонько подтолкнул меня к двери.

— Лорен еще не совсем оправилась после несчастного случая, Дора. У нее амнезия, ты должна ее понять, — сказал он как можно спокойнее.

— В ней сидит дьявол, — злобно прошипела женщина.

— Откуда такая уверенность? — Я рванулась назад. — У вас что, линия прямой связи с Богом?

— Я узнаю зло, как только его вижу!

— Не сомневаюсь — каждое утро в зеркале!

— Лорен, прекрати! — громко зашептал Грант-Дети, мы уходим.

Я повернулась и пошла к выходу вместе с Грантом. Дети тихо вышли за нами, вид у них был растерянный. Как только мы повернули за угол церковной пристройки, Грант неожиданно расхохотался. Тщетно пытаясь унять дрожь в руках, я с возмущением покосилась на него и воскликнула:

— Как ты можешь смеяться?

— Даже не помню, когда в последний раз мне было так смешно, — проговорил он, задыхаясь от смеха. — Каждое воскресенье после душеспасительных бесед с Дорой ты возвращаешься домой злая и расстроенная, а сегодня наконец-то поставила эту старую кошелку на место.

— Мы никогда не сможем туда вернуться, — устало сказала я, когда мы шли к машине. — Она мне этого ни за что не простит.

— Да любой из наших прихожан полжизни бы отдал, чтобы только набраться храбрости и послать ее подальше. — Грант открыл дверцу. — Она ведь каждого учит, что надо делать, что не надо, и еще пугает молодых своими россказнями про адское пламя и серу. Ты станешь героиней, Лорен. Вот подожди, сама увидишь.

Всю обратную дорогу я молчала, думая только о том, не повредит ли моя вспышка детям. Конечно, я не сдержалась и сгоряча наговорила лишнего, но я совершенно искренне считала, что каждый имеет право на собственные решения, и никакие религиозные фанатики не должны размахивать Библией у вас перед носом, не предпринимая никаких усилий, чтобы понять слабости других людей.

Рассеянно глядя на мелькающие за окном пейзажи, я тщетно пыталась оправдать свою вспыльчивость. Жизнь сложная штука. Теперь, спустя неделю после пребывания на месте Лорен, я поняла, что все родители разные и никто не совершенен. Я не имею никакого права осуждать Лорен ни за ее решение сделать аборт, ни за ее роман и даже за ее желание отдать Тедди в интернат, только потому, что мне самой никогда не пришло бы в голову сделать такое. Может, когда-нибудь и наступит Судный день, и тогда спросят с каждого, но ни я, ни Дора не должны совать свой нос в чужие дела.

Машина остановилась, и дети с возбужденными криками выскочили наружу, чтобы поскорее вырваться из напряженной тишины. Я медленно направилась за ними, так и не найдя оправданий для своей несдержанности.

В доме носились восхитительные запахи жареной свинины. Я с удовольствием принюхалась и еще раз мысленно поблагодарила Карен за помощь. Что я буду делать, когда она уедет домой? Работа на кухне шла полным ходом — на плите стояло несколько кастрюль, раковина была полна овощей и картофельных очистков. Карен раскатывала на столе тесто для яблочного пирога. Не выпуская из рук скалку, она посмотрела на меня и усмехнулась.

— Говорят, ты опять нашла на свою голову неприятностей.

— А ты откуда знаешь? — поразилась я.

— Священница звонила, хочет заехать вечером. — Карен снова набросилась на тесто. — Она сказала, что ты наговорила дерзостей одной из прихожанок.

— Так и есть, — вздохнула я, повязывая передник поверх шикарного костюма Лорен. — Показала себя во всей красе.

— А Гранту, кажется, понравилось. Приехал веселый такой, не то что утром.

Я улыбнулась, достала из ящика нож для чистки овощей и подтянула к себе пакет с яблоками.

— Даже удивительно, почему он не разозлился на меня. Ведь они ходили в эту церковь много лет, а мне стоило появиться там один раз — и сразу скандал.

Карен подошла к чайнику и включила его испачканными в муке руками.

— Сейчас закипит, и ты мне все расскажешь. Тебе кофе или чай?

— Все равно.

К тому времени, когда я закончила рассказ об утреннем происшествии, передо мной возвышалась гора очищенных и нарезанных яблок. Карен улыбнулась.

— Лорен мне говорила… извини, ты мне говорила пару лет назад, что именно Дора отсоветовала тебе делать аборт. Я еще тогда подумала, что Лорен пора бы иметь свою голову на плечах, но она меня никогда не слушала.

Я оглянулась, испугавшись, что наш разговор могут услышать дети.

— Мы не должны больше говорить о Лорен в третьем лице, — прошептала я. — Особенно я, даже в церкви сегодня умудрилась, и теперь вся деревня гадает, что же со мной было. Хорошо хоть Грант сказал им, что у меня амнезия, но я не хочу, чтобы дети услышали, как мы говорим о ней так, словно это не я.

— Прости… после того, что я узнала, это нелегко.

— Конечно нелегко. А сегодня вся община церкви Святого Мартина увидела мою вторую натуру во всей красе.

Мы посмотрели друг на друга и захихикали, словно родные сестры.