— Все будет прекрасно, мсье… и очень недорого… разве вам не интересно узнать, как это делают в Гаване? Нет-нет, я обычно этим не занимаюсь… не подумайте! Но времена сейчас трудные… если вы угостите меня перно…

Отделываюсь от нее и пару кварталов следую за какой-то блондинкой. Под мышкой у нее картина… наверное, студентка, хотя походкой напоминает хористку. Футов через пятьдесят у меня стоит от одного вида ее покачивающейся попки. Свищу… оглянется? Нет, не оборачивается.

Сколько раз, прогуливаясь по улице, я, как почуявший сучку пес, сворачивал вдруг в сторону и шел за какой-нибудь пиздой без малейшей надежды на трах. Задница покачивается, как маятник… тик-так… и моя жизнь рассыпается на песчинки. Я преследую ту, которую никогда не получу… как и миллион подобных мне горемык по всему миру… и погоня будет продолжаться, пока качается этот чертов маятник. Хорошо, что есть куда пойти, — иначе я бы вернулся и отыскал ту шлюху… она была не так уж и плоха…

Девчонка сворачивает в магазин. Я не увидел ее лица, но эрекция, которую она мне подарила, остается со мной, и я несу ее дальше, словно найденные на дороге деньги. Разница только в том, что никто ничего не потерял. Если когда-нибудь снова встречу ее, то обязательно подойду и поблагодарю, даже постараюсь объяснить, как замечательно, что можно получить что-то за так и при этом никто ничего не теряет. Но нет, ее я больше не увижу… чудесные "пизды, увлекающие меня за собой в лабиринт улиц, никогда не попадаются снова.

Стараюсь сохранить подарок до встречи с Эрнестом и Энн. Пристраиваюсь то за одной пиздой, то за другой, даю волю воображению. Проклятие, да я, должно быть, в буквальном смысле пизданулся… вот, снова разговариваю сам с собой, чего не случалось с первых дней в Париже… В те времена я порой едва не сходил с ума от голода и пребывал по большей части в состоянии, близком к бредовому. Какое там трахаться… Когда я видел здоровущую, аппетитную задницу, мне хотелось съесть ее, хотя бы отхватить кусочек… Одно я понял точно: ты можешь едва волочить ноги и даже подыхать от голода, а твой приятель — висеть беспомощно в штанах, как высохшая сосиска, но про свое он не забудет. И пусть у тебя подкашиваются колени, пусть тебя от слабости заносит на поворотах, он всегда готов выпрямиться и поднять гордо голову. Допускаю, что в крайних ситуациях, когда плохо по-настоящему, старина лысый тоже впадает в уныние и теряет интерес к жизни… Не знаю, со мной такого не случалось — его всегда можно уговорить.

Эрнест, оказывается, не сказал Энн, что звонил мне. При моем появлении он издает громкий крик и изображает удивление. Ну и ну, вот так встреча! Хлопает меня по спине, трясет руку… Энн явно смущена и растеряна, однако изо всех сил старается держаться естественно.

Боже, сколько суеты ради того, чтобы уложить бабу в постель! А зачем? Было бы куда проще шлепнуть Энн по заду и сказать: "Пойдем к тебе и перепихнемся". С ней, если она достаточно нагрузилась, такое вполне могло бы пройти. Вместо этого приходится изворачиваться, ходить кругами и вообще заниматься разной хренью. Эрнест решает подать дело так, будто у него день рождения.

— Давайте выпьем за меня! — провозглашает он. — За мой день рождения…

Учитывая, что нас только трое, столь широкий жест обходится ему не слишком дорого. Энн удивлена не меньше моего. День рождения? Эрнест подтверждает… да, день рождения, только вот призабыл, сколько же ему стукнуло.

— Я бы устроил вечеринку, — с сумрачным видом добавляет он, — но, к сожалению, у меня тесновато…

— Ох, и у меня тоже… — подыгрываю я.

— Ну… — с сомнением протягивает Энн.

— Отлично! — орет Эрнест. — Самое подходящее местечко для вечеринки! Так, вы двое остаетесь здесь, а я… мне надо выполнить одно поручение. Ноя вернусь… я вернусь! — Уходя, шепчет мне на ухо: — Ради бога, не давай ей просохнуть.

— Ага… не давай ей просохнуть! Так просто! А что, скажи на милость, делать, если она решит, что не хочет больше пить?

— Поставь ее на голову и заливай в задницу… я бы на твоем месте так и сделал. Главное, чтобы не протрезвела до моего возвращения.

— Черт, ну ты и удружил! Легче выйти на улицу и снять какую-нибудь шлюху. Сегодня там полно первоклассных девочек.

— Перестань, Альф, не начинай все с начала. Не знаешь случайно, где может быть Сид?

— Нет, я не знаю, где Сид, и мне вообще наплевать… Ты хоть понимаешь, что первым ее расколол я и сделал это задолго до того, как вы с Сидом надумали полакомиться чужим пирогом? Она обещала купить мне костюм. Где он, черт возьми? Может, сегодня что-то обломилось бы, так нет же, вам вздумалось заснять ее на камеру! Господи, Эрнест, у всякой дружбы есть предел! Вот увидишь, вы с Сидом облажаетесь, еще не начав.

— Ш-ш-ш, тише… услышит… Послушай, Альф, я никогда в жизни тебя не подводил. Если что получится, ты с пустыми руками не останешься… я сам об этом позабочусь. Конечно, если тебе неинтересно, если ты не хочешь ее отодрать, тогда дело другое.

— Что ты имеешь в виду… если я не хочу ее отодрать? Уж если кто и имеет право ее отодрать, так это я. С кого все началось?

Что я нес в следующие полчаса — уже и не вспомнить. Наливал… подливал… из меня текло, как из прохудившегося мочевого пузыря. Гнал все, что приходило в голову, и каждый раз, ловя гарсона за фалды, перескакивал на новую тему. Энн уже позабыла, что сердилась на меня… сидела, вывалив груди на стол и открыв рот, тужась сообразить, что за хрень я порю. Даже позволила пощупать себя малость под столом, пока я пел ей русскую песню. Но сама — ни-ни, дрянь… корчила из себя леди. Хорошо хоть не переставала пить.

Но в конце концов и ей стало надоедать. В кафешке слишком мало народу, а таким, как она, туристкам требуется полный типаж. Может, сходим куда-нибудь еще, а Эрнесту оставим записку? Прекрасная идея… почему бы и нет? Оставляем у официанта записку и вываливаемся на улицу.

Энн уже веселая. На новом месте пропускаем по два стаканчика… ей хватит. Пишем вторую записку и уходим. Меня и самого немного покачивает. Еще одна записка и бросок на новое место. Здесь ей не нравится — слишком много моряков, там хмурится — перебор с проститутками, в третьем заведении насчитывает шесть кошек — кошек она не переносит. Я уже перестал давать Эрнесту направление поисков… просто оставляю записку… были… ушли…

— У Эрнеста действительно день рождения? — спрашивает Энн через каждые несколько минут.

Черт, я и сам хотел бы это знать… не исключено. Если уж на то пошло, Эрнест и сам вряд ли помнит. Раздумываю, может, стоит взять да и попросить у нее немного денег… веселье становится чересчур обременительным, а наличности у меня не густо. К тому же каждый раз, когда я оставляю записку перед уходом, приходится объяснять хозяину, почему мы не можем задержаться в его замечательной забегаловке и подождать друзей здесь.

— Если у Эрнеста день рождения, — решает Энн, — то нужно купить ему что-нибудь в подарок.

Снимаемся с места и отправляемся в ближайший магазин. День рождения! Вот дерьмо! Хотелось бы знать, почему он не сказал, что день рождения у меня! На душе становится совсем тяжело, когда она начинает делать покупки. Все просто — Энн идет между прилавками и тычет пальцем… то… это… а продавец складывает все в кучу у кассы.