– А, – повторил он, примерно на четырнадцать оттенков бодрее. – Тогда я за тобой заеду?

Блу украдкой оглянулась через плечо, в сторону гостиной.

– Нет-нет… э… давай встретимся на парковке.

– Превосходно, – повторил он. – Просто замечательно. Мне кажется, нас ждет что-то интересное. Увидимся через час.

«Превосходно»? Ганси без Адама… Блу сама не знала, на что это будет похоже. Несмотря на робкий интерес, который питал к ней Адам, парни действовали как единое целое, слитная трехголовая сущность. Увидеться с одним из них в отсутствие прочих… это казалось слегка опасным.

Но варианта не пойти с Ганси просто не было. Блу ничуть не меньше, чем он, хотела продолжить поиски.

Едва Блу положила телефон, как услышала зов:

– Блу-у-у-у, дитя мое, дочь моя, иди сюда!

Это был голос Моры, певучий и полный несомненной иронии. Блу, с неприятным предчувствием, вошла в гостиную, где обнаружила Мору, Каллу и Персефону, пивших – как она заподозрила – «отвертку». Когда Блу появилась на пороге, женщины посмотрели на нее с ленивыми улыбками. Стая львиц.

Блу, подняв бровь, взглянула на напитки. Утренний свет, лившийся в окна, делал содержимое бокалов ярко-желтым и полупрозрачным.

– Сейчас всего десять.

Калла протянула руку, ухватила Блу за запястье и силком усадила на ярко-зеленый диванчик. Ее бокал уже почти опустел.

– Сегодня воскресенье. Что еще нам делать?

– Лично мне нужно выгуливать собак, – заметила Блу.

Мора, сидевшая в полосатом синем кресле в другом конце комнаты, отхлебнула из бокала и скроила зверскую гримасу.

– Персефона, ты наливаешь слишком много водки.

– У меня всегда рука вздрагивает, – грустно ответила Персефона, устроившаяся на плетеной скамеечке у окна.

Когда Блу начала подниматься, Мора произнесла – голосом, в котором звучала еле прикрытая сталь:

– Посиди с нами минутку, Блу. Расскажи, что ты делала вчера. И позавчера. И два дня назад. И… слушай, давай поболтаем про последние две недели.

Тут Блу поняла, что Мора в бешенстве. До сих пор такое случалось крайне редко – и, ощутив себя объектом этого бешенства, Блу немедленно покрылась холодным липким потом.

– Ну, я… – она замолчала.

Лгать было бессмысленно.

– Я не тюремщица, – перебила Мора. – Я не стану запирать тебя в комнате или отсылать в монастырь за то, что ты слишком громко плачешь. Поэтому хватит шнырять и прятаться.

– Я не шныряла…

– Именно что шныряла. Я тебя знаю с самого рождения и клянусь – ты шныряла. Судя по всему, вы с Ганси поладили? – Лицо у Моры было неприятно проницательным.

– Мама!

– Орла рассказала мне про его клевую машинку, – продолжала Мора.

Голос у нее по-прежнему звучал сердито и с наигранной бодростью. Блу прекрасно понимала, что заслужила выволочку, и оттого ей было еще больнее.

– Ты ведь не собираешься с ним целоваться?

– Мама, этого не будет никогда, – заверила Блу. – Ты же его видела.

– Я как-то сомневалась, что старый шумный «Камаро» – это мужской эквивалент порезанных футболок и картонных деревьев на стенах спальни.

– Поверь, – сказала Блу. – Мы с Ганси совершенно не похожи. И, кстати, они не картонные. Это переработанный холст.

– Окружающая среда вздохнула с облегчением, – ответила Мора и вновь отхлебнула из бокала.

Сморщив нос, она сердито взглянула на Персефону. У той был вид мученицы. Помолчав, Мора заметила уже мягче:

– Я не в восторге от того, что вы ездите в машине без подушки безопасности.

– В нашей машине тоже нет подушки безопасности, – заметила Блу.

Мора выудила из бокала длинный волос Персефоны.

– Да, но ты всегда ездишь на велосипеде.

Блу встала. Она подозревала, что зеленый пух кушетки намертво пристал к ее колготкам.

– Теперь я могу идти? Или всё плохо?

– Да, плохо. Я велела тебе держаться от него подальше, а ты этого не сделала. Просто я еще не решила, как поступить. Мои чувства ранены. Я посовещалась кое с кем, и мне сказали, что я вправе чувствовать себя обиженной. Не подскажешь, современных подростков сажают под домашний арест? Или эта традиция осталась в восьмидесятых?

– Я очень рассержусь, если ты меня запрешь, – объявила Блу, всё еще потрясенная непривычным проявлением материнского недовольства. – Я, скорее всего, взбунтуюсь и спущусь из окна на простынях.

Мора потерла лицо ладонью. Гнев у нее полностью выкипел.

– Ты по уши влюбилась, да? Немного времени понадобилось…

– Если бы ты не запретила с ним видеться, мне не пришлось бы нарушать твой запрет, – парировала Блу.

– Вот что получается, Мора, когда используешь свою ДНК, чтобы завести ребенка, – проговорила Калла.

Мора вздохнула.

– Блу, я знаю, что ты не идиотка. Но иногда даже умные люди делают глупости.

Калла прорычала:

– Не будь одной из них.

– Персефона? – спросила Мора.

Та тихим голосом ответила:

– Мне нечего добавить.

Но, впрочем, после короткого размышления добавила:

– Если хочешь кого-нибудь ударить, не зажимай большой палец в кулаке. Будет очень жаль его сломать.

– Ладно, – поспешно сказала Блу. – Я пошла.

– Могла бы, по крайней мере, извиниться, – заметила Мора. – Сделать вид, что у меня есть над тобой хоть какая-то власть.

Блу помедлила. Мора, конечно, могла ее контролировать, но этот тип контроля в норме не предполагал ультиматумы и запреты. Поэтому Блу произнесла:

– Извини. Я должна была сказать тебе, что собираюсь сделать то, о чем ты предупреждала.

Мора буркнула:

– Что-то я не чувствую особого удовлетворения.

Калла вновь ухватила Блу за запястье, и на мгновение девушка испугалась, что та может ощутить загадочность, окружающую предприятие Ганси. Но Калла просто проглотила остатки коктейля и промурлыкала:

– Со всей этой беготней не забудь про наш киновечер в пятницу, Блу.

– Наш. Киновечер. В пятницу, – повторила та.

Калла стянула брови.

– Ты обещала.

В течение нескольких мучительных секунд Блу пыталась припомнить, когда это они с Каллой успели спланировать киновечер, а потом догадалась, о чем шла речь – о разговоре, состоявшемся давным-давно. Они намеревались обыскать комнату Нив.

– Я и забыла, что мы условились на пятницу, – ответила Блу.