лоскутов рубахе вертелась перед ним в нелепом подобии танца. Широкие рукава описывали перед лицом Макара восьмерки, ноги в шерстяных носках, пропитанных кровью, скользили по мокрому полу. Как он мог ее упустить?!

Зарычав, Макар отшвырнул пистолет и бросился на сумасшедшую. Сбил ее с ног, навалился сверху. Взобрался женщине на грудь. Коленями прижал к полу ее вяло сопротивляющиеся руки. Большие пальцы воткнулись в тонкую давно не мытую шею чуть повыше ямочки над ключицами. Он мял ее, как резиновую игрушку, по капле выдавливая жизнь. В этот момент Скворцов сам был безумнее всех пациентов Савельевской. Он рычал, брызгая слюной, выл, плакал и трясся от нервного перевозбуждения. А сумасшедшая все никак не желала умирать, и в ее затухающих глазах Макару чудилась насмешка…

Ладони как ладони. Наверное, чуть огрубели по сравнению с той порой, когда он только начал свой путь, но все те же, узкие, интеллигентные, как говорила когда-то Макарова мама. В поры кожи въелась несмываемая грязь. Как знать, может, и остатки чужой крови тоже где-то там, между линиями жизни и любви? Вот уж воистину – кладезь для судмедэкспертов!

Что-то шлепнулось о ладонь, как раз в том месте, куда смотрел Макар, и по коже растеклась темная бордовая капля. Он удивленно шмыгнул носом, провел пальцами под ноздрями – нет, все чисто. Так откуда тогда… Запрокинув голову, Макар посмотрел в небо. Еще одна капля шлепнулась ему на лоб. И еще одна – на щеку. Стерев их запястьем, он уже знал, что увидит: смазанные кровавые разводы. И вроде бы на небе ни единой тучи, чистый светло-голубой холст, но на лицо Макару падали и падали тяжелые капли. Миг, и они загрохотали по жестяным подоконникам, загремели, разбиваясь о кровлю, потекли по отливам. Водосточные трубы заклокотали перерезанными глотками. Впадины асфальта заполнялись багровыми лужами, в которых уже начинали выстреливать веселые кровавые фонтанчики.

Вселенная сошла с ума, это было очевидно. Конечно, нельзя же прикончить столько психов, чтобы это никак не отразилось на окружающей действительности?! Макара колотила крупная дрожь. Он попятился, стремясь укрыться от повсеместного безумия в своем временном жилище. Он даже схватился за ручку и почти открыл дверь.

Из комнаты, прильнув к стеклу серыми лицами, на него глазели они. Его мертвецы. Макар знал каждого из них в лицо, а в глубине комнаты угадывал размытые силуэты тех четырнадцати, из Савельевской. Они маячили на самой границе видимости, нечеткие, но от этого не менее голодные, истомленные ожиданием. Макар чувствовал, как напряглись их лишенные физической оболочки сущности. Кто-то пошлепал по стеклу раскрытой ладонью, как бы призывая решаться поскорее. Балконная дверь медленно потянулась внутрь…

…и Макар не выдержал. С воплем отпрянул от наседающих мертвецов, ударился спиной о перила. Какая-то неведомая сила крутанула его в воздухе – он с удивлением успел разглядеть свои голые ноги, мелькнувшие на фоне кровоточащего неба, – и бросила вниз, на темный асфальт. Полет длился долго, целую вечность. Скворцов размахивал руками и каким-то чудом видел себя со стороны, точнее, со всех сторон: бледное бородатое лицо с широко распахнутыми глазами, рот буквой «О», отросшие волосы, выгнутый в дугу позвоночник, черные от грязи пятки. По пути его догоняли красные капли и растекались по телу ручейками и речками, превращались в какой-то сетчатый узор. Сидя на перилах, подлец Енот добродушно махал ему вслед ладонью.

Асфальт падал навстречу Макару, готовый смять, расплющить, но, на свое счастье…

…он проснулся.

В темноте не сориентировался сразу, затрепыхался, как пойманная в сети рыба. Лицо действительно оказалось мокрым, но не от дождя, а от пота. Все тело покрывала липкая влажная пленка. Вспомнив про мертвецов, поджидающих его в комнате, Макар с силой дернулся и с грохотом сверзился на пол. Шатаясь, как пьяный, поднялся, придерживаясь за тумбочку.

В комнате было пусто, а за окном действительно шумел летний ливень. Можно было попробовать прилечь обратно, попытаться доспать, но досматривать сон совершенно не хотелось. Прихватив со стола свечку со спичками и бутылку с водой, Макар прошел в ванную. Там, у чужого зеркала, при свете чужих свечей, он выдавил чужую зубную пасту на чужую щетку и долго, ожесточенно чистил зубы, сплевывая куда придется.

В комнате Макар оделся, натянул ботинки. Обстоятельно заправил кровать чистым бельем, найденным в шкафу. Улегся сверху, прямо в обуви. Ощущая во рту мятную горечь зубной пасты, он думал о том, скольких грешников пришлось уничтожить Крокодилу Данди, и гадал, каковы на вкус таблетки, доставшиеся в наследство от Дубровина. Он даже высыпал их на стол и долго перемалывал рукояткой скальпеля.

Но, едва дождь унялся, Макар вышел из дому. Во внутреннем кармане покоился заветный пластиковый пузырек без этикетки, куда он заботливо ссыпал получившийся порошок. Следом телепался паскуда Енот, по-детски подпрыгивая на лужах. Макар смотрел только вперед, стараясь не замечать странный розоватый оттенок дождевой воды.

Параноик

* * *, август

Наблюдательный пост Владлен обустроил с максимальным удобством. Натащил подушек, приколотил полочку для еды и всякой полезной мелочевки, вбил гвоздь-вешалку для винтовки. Пустяк, делающий вынужденное безделье на посту более комфортным. Красотка «Orsis», конечно, довольно компактна, но на маленькой деревянной платформе, напоминающей воронье гнездо, каждый сантиметр на счету.

Здесь, в десяти метрах от земли, всегда было прохладнее, чем внизу. Насекомая мелочь сюда не залетала, а от солнца спасал навес из веток и маскировочной сети. А еще здесь восхитительно пахло смолой и хвоей. Сосна, на которой Владлен оборудовал наблюдательный пункт, росла на возвышенности. Дорога с нее отлично просматривалась в обе стороны, на несколько километров.

Послюнявив пальцы, Владлен перевернул очередную страницу «Военно-полевой хирургии». Содержимое ему не очень-то нравилось, но ничего другого у него не осталось. Надо было выбраться в город, пополнить запасы, но выходить за пределы обустроенного уголка безопасности он не решался.

Аккуратно загнув страницу, Владлен отложил книгу и встал на колени. Прильнул к биноклю, долго разглядывал дорогу по солнцу. Пусто. Разросшаяся трава недоверчиво мнется по краю асфальта, по привычке боясь ступить на проезжую часть. Деревья шелестят на ветру пожухлыми листьями – дождя не было очень, очень давно.

Владлен развернулся и пристально просканировал противоположную сторону дороги. Где-то там, за лесом, прятался Волгоград, мысль о котором сама по себе вызывала ужас. Уходящее с небосклона солнце на прощание от души засветило Владлену в глаз. Тоже пусто. Лес, неухоженная трасса да деревня, обступившая ее с двух сторон. Часа через два окончательно стемнеет. Значит, дневные бдения плавно переходят в ночное ожидание.

Он встал, слегка