так размышлял фюрер. В этом смысле все происходящее было закономерно. Гитлер не понимал, что именно случилось с Гиммлером, как и почему верный Генрих вероломно предал его. Но знал твердо: без евреев тут не обошлось, евреи вредили фюреру всегда, с самого момента его появления на свет!

А что если Гиммлер — еврей? Тайный еврей? Что если иудео-масоны завербовали Гиммлера еще тогда, в двадцатых?

Гитлер мучительно раздумывал об этом, хотя думать было тяжело физически.

На голове у фюрера все еще были повязки, его рану кое-как зашили, но соображал Гитлер с трудом. Правая рука у Гитлера почти что не двигалась, левая слушалась плохо. К счастью, Гитлер все еще мог писать, поскольку владел свободно обеими руками — еще один признак гениальности, как считал сам фюрер, еще один знак величия! Хуже было другое: после своего ранения Гитлер плохо говорил, едва мог выговаривать слова, как будто у него рот набит шрапнелью.

Он почти не спал, с тех пор, как пришел в себя… Но самое ужасное: эти идиоты, Раттенхубер и Геринг — они вывезли зачем-то фюрера в Италию! Останься он в Рейхе — он бы уже покончил со всеми ними, с Гиммлером, с мятежной военщиной, со всеми предателями, он бы приказал резать их всех по кусочкам! А Гиммлеру бы выколол глаза, кастировал бы его, отрезал бы ему руки, ноги, уши, вырезал бы язык, сделал бы из него человека-свинью, как делали с врагами древние германцы!

Но фюрер был в Италии, и здесь он был бессилен.

Конечно, Муссолини принял его, Гитлер даже обратился к народу Германии по итальянскому радио, он даже связался с верными людьми в Рейхе. Вот только все его верные товарищи оказались неверными, оказались трусами или слабаками, или уже были арестованы гестапо.

Возможно, фюрера подвели как раз проблемы с речью. Возможно поэтому его речь по итальянскому радио, его пламенная речь к германской нации и не возымела должного эффекта. Двойник оставшийся в Берлине, проклятый двойник говорил чисто. Его мысли были поверхностны, но его артикуляция была тверда. Вот почему немцы предпочли двойника настоящему фюреру!

Гитлер уже, конечно, попытался связаться с английскими свиньями, с американскими еврейскими плутократами. Гитлер хотел убедить их, что лишь он сдерживает большевистские орды на востоке, что он даже готов предложить мир проклятой Англии и мерзкой Америке — если они помогут ему вернуться в Рейх и вернуть себе власть, наказать Гиммлера, который явно не только еврейский, но и большевистский шпион.

Однако и из этого ничего не вышло, англичане и американцы на связь не вышли. Разве они не понимают, что теперь Сталин сначала покончит с Германией, ослабевшей без фюрера, а потом его дрессированные толпы большевиков попрут за море — на Англию и США? Они не понимали этого. Фюрер полагал, что это — очередное подтверждение мирового заговора еврейства. Заговора, охватившего всех — Черчилля, Рузвельта, Сталина, даже Гиммлера, даже верных когда-то фюреру генералов Рейха. Единая воля евреев сражалась против фюрера, а фюрер был совсем один-одинешенек против них!

Хуже того — даже Муссолини, похоже, переметнулся на сторону врага. По крайней мере, пару часов назад двери монастырской кельи, где прятался фюрер, закрылись, их заперли на замок. Гитлеру нужно было действовать, прямо сейчас, но действовать он больше не мог. Муссолини запер его!

Фюрер стучал в двери, но ему никто не открывал, его, судя по всему, даже никто не слышал. Фюрер бросился к окну, но тут был слишком высоко, чтобы спрыгнуть, да и окно не открывалось, а внизу в монастырском дворе расхаживали фашистские чернорубашечники с автоматами.

Фюрер зарычал, бросился обыскивать комнату. Он знал, что враги тут, рядом. Сначала они заперли его, а теперь наверняка скоро убьют. Гитлер стал искать евреев в шкафу, потом под кроватью, потом даже перевернул матрац, но и там евреев не обнаружилось…

Загремел дверной замок.

Руки слушались очень плохо, но фюрер все же вооружился — он схватил кувшин с водой, намереваясь расколошматить его о голову первого, кто войдет.

Вошел Геринг, потом генерал-фельдмаршал Кессельринг, командующий африканскими частями. Третьим пришел Раттенхубер, глава личной охраны фюрера.

Все трое вскинули руки.

— Нужно немедленно ехать, мой фюрер, — сообщил Кессельринг.

— В Берлин, — выдавил из себя Гитлер, но вышло невнятно.

Речь все еще давалась ему с трудом, он не говорил ни с кем уже пару часов, и за это время его речевые навыки еще больше деградировали. Если так будет продолжаться и дальше — он станет идиотом. Это мысль пугала Гитлера настолько, что он гнал её из головы, из оставшихся мозгов.

— В Берлине вас сразу же убьют, — Кессельринг старался говорить спокойно, — И здесь тоже. Мятежники выслали самолет с десантниками. Они будут в Риме через час. У них приказ на вашу ликвидацию. Им сказано, что вы — двойник, изготовленный Муссолини.

— ЧТО?

Гитлер от ярости так сжал глиняный кувшин с водой, что тот лопнул, разлетевшись на осколки, вода плюхнулась на пол и растеклась лужей.

— Здесь нельзя оставаться, мой фюрер, — продолжил Кессельринг, — Я дал мятежникам неверную информацию, я сказал им, что вы в Риме, возле дуче. Но рано или поздно они вас найдут. И здесь больше не безопасно. Муссолини больше не будет вас защищать, мятежники обещали дуче всестороннюю военную поддержку в обмен на вашу голову. И он их предложение принял. Италия — теперь не место для вас. И ехать нужно прямо сейчас. У нас буквально пара часов, пока дуче еще колеблется. Потом — он вас заточит в тюрьму. Откуда вы уже живым не выйдете.

— Но я ФЮРЕР…

Последнее слово Гитлер скорее невнятно прорычал, чем произнес.

— Немцы обмануты мятежниками, — влез в разговор перепуганный насмерть Геринг, — Они не верят, что вы фюрер. Если бы не ваше состояние…

— А ЧТО НЕ ТАК С МОИМ СОСТОЯНИЕМ?

Вот теперь Гитлер был в настоящем адском бешенстве. Он этого просто не понимал. Как можно перепутать его с двойником, КАК? Проклятый Гиммлер! Он все это задумал еще раньше, еще когда предложил изготовить этого двойника…

— Мы полетим в Рим и я личну прикончу изменника Муссолини! — взревел Гитлер.

Никто не ответил. Геринг, Раттенхубер и Кессельринг молча смотрели на фюрера, все трое в страхе.

А фюрер продолжил бушевать:

— И куда, куда я по-вашему должен отправиться, господа? В Новую Швабию, в Антарктиду? На Луну?

Монтекассино, современное фото.