многообразные и запутанные различия можно назвать линиями. Лицо страны в этой войне отражало ее лицо в мирное время со всеми сложными, переплетающимися или конфликтующими интересами и пристрастиями.

В обозримом будущем проблемы с организацией, финансированием и снабжением выглядели уныло для обеих противоборствующих сторон, но перспективы у короля в случае, если ему не удастся получить существенную помощь из-за границы, были мрачнее, чем у парламента. Если он не выиграет войну в течение года, то, вероятнее всего, вообще не выиграет ее. Парламент обладал большим запасом прочности.

III

Король надеялся, что получит помощь из Дании, и в оплату услуг датского флота предлагал уступить ей Оркнейские острова. Он поддерживал связь с португальским послом, который покупал в Голландии оружие якобы для короля Португалии, но на самом деле – для короля Англии. Однако главные надежды Карла сосредоточились на Ирландии, откуда он с нетерпением ждал известий о заключении перемирия, которое должно было дать ему возможность задействовать освободившиеся там войска. Королева, по-прежнему находившаяся в Йорке, следовала своему собственному оптимистичному плану, вдохновленному главным образом графом Антримом. Будучи взятым в плен в родном Ольстере, тот сумел бежать и теперь объявился в Йорке, предлагая заключить мир между всеми партиями Ирландии и, собрав 20-тысячное войско, пойти против шотландских ковенантеров. Этот план захватил королеву, и она сразу дала Антриму разрешение приступить к его исполнению, пока она, находясь в Йорке, подтолкнет Монтроза, Эйборна и других шотландских роялистов, следуя их замыслам поднять в Шотландии восстание. Правда, нужно сказать, что по совету Гамильтона этот замысел был отвергнут королем, но королева не видела препятствий, чтобы тайком продолжить его выполнение. Некоторые выразили готовность пойти на это, но Монтроз, не любивший подобные закулисные действия, отказался следовать любому плану, который не будет официально одобрен королем. Он остался в Йорке, но впал у королевы в немилость и разошелся со своими товарищами-роялистами. Несмотря на такое разочарование, королева пылала надеждой. «Я очень давно не чувствовала себя такой веселой и довольной, как сейчас», – писала она королю 17 мая 1643 г.

Спустя три дня, в Духов день, военные дела короля на севере резко изменились в худшую сторону. Сэр Томас Ферфакс, войска которого пополнились молодыми добровольцами из занятых производством шерсти пуританских деревень Западного Райдинга, внезапно напали на Уэйкфилд. К действиям Ферфакса подтолкнуло недовольство бедноты. После его поражения месяц назад кавалеры удерживали пленных с целью получения выкупа. Те, кто мог, купили себе свободу, но многие по-прежнему оставались в неволе, голодали и подвергались плохому обращению со стороны своих тюремщиков и надеялись, что их земляки из жалости соберут денег на выкуп. Теперь их несчастные жены толпились вокруг Ферфакса, призывая его помочь. Нападение на Уэйкфилд было предпринято в основном для того, чтобы захватить пленных для последующего обмена. В городе стоял достаточно сильный гарнизон под командованием Джорджа Горинга, но Ферфакс нашел слабое место в фортификациях и, хотя его защищали с яростным упорством, сумел ворваться в город. Там он разделил своих людей на небольшие отряды, которые направил по разным улицам, создав у роялистов впечатление, что город взят, хотя на деле это было не так. Роялисты потеряли уверенность и после одного-двух часов отдельных бессвязных стычек сдались. Как выразился Томас Ферфакс, «это было скорее чудо, чем победа».

В его руках оказались пушки, оружие и склады в большом количестве, а также сколько угодно пленных, включая Джорджа Горинга – самого талантливого кавалерийского офицера королевских войск на севере. Однако удержание самого Уэйкфилда не входило в намерения Ферфаксов, и они, забрав добычу, отошли: старший – в Лидс, младший – в Бредфорд.

Королеву не смутило ни поражение в Уэйкфилде, ни известия, которые вскоре пришли из Лондона: палата общин официально обвинила ее в измене. Всего за несколько недель до этого она с удивлением получила письмо, подписанное Пимом, Хэмпденом и другими, в котором ее просили использовать свое влияние на короля, чтобы он согласился заключить мир. В тот момент это могло показаться признаком слабости с их стороны, но, более вероятно, явилось неким предварительным шагом, последним предоставленным ей шансом перед предъявлением обвинения. Находясь в безопасности среди свиты своих доблестных и льстивых солдат, она могла смеяться и над просьбами, и над угрозами, а тем временем убеждать короля, чтобы он, не теряя времени, объявил, что нынешняя вестминстерская хунта не является истинным свободным парламентом.

На Западе Хоптон, оправившись от поражения, нанесенного ему Чадлеем, собирался вести своих корнуолльцев через границу Девона. 16 мая 1643 г. между холмами и побережьем в местечке Страттон он захватил командующего парламентскими войсками на западе графа Стэмфорда. В ходе тяжелого боя корнуолльцы оттеснили с дороги людей Стэмфорда, которые при этом понесли тяжелые потери. В плен попал сам молодой Чадлей. Стэмфорд поспешил в Вестминстер, где обвинил Чадлея, что он не смог поддержать его в бою. Обвинение получило серьезное подтверждение, когда Чадлей согласился занять пост в войсках короля. После этого его отец, крупнейший землевладелец Девона, тоже ушел из армии парламента, и корнуолльцы Хоптона беспрепятственно прошли через разделенный Девон, по ходу дела совершив в базарный день налет на Тотнес, откуда угнали нужных им лошадей. Тем временем король отправил из Оксфорда на соединение с ними маркиза Хертфорда и принца Морица. Казалось, скоро весь юго-запад будут контролировать силы короля.

Вести о наступлении Хоптона дошли до сэра Уильяма Уоллера, который вел успешную кампанию в Западном Мидлендсе. Не желая терять людей, оставляя в городах гарнизоны, он велел Херефорду эвакуироваться и теперь стоял перед многострадальным Вустером, который снова заняли роялисты. Город решительно настроился обороняться, но его спасло скорее известие о наступлении Хоптона, чем собственные силы. Уоллер снял осаду и направился спасать Херефорда, по возможности не допустив его встречи с Хоптоном.

Поражение парламентских сил в Страттоне отвлекло внимание от не столь крупного сражения, произошедшего на той же неделе в другой части Англии. В графстве Ланкашир, контроль над которым оспаривали противоборствующие стороны, полковник Оливер Кромвель, патрулировавший район Большой северной дороги, был застигнут врасплох превосходящими силами короля в холмистой местности к северу от Грентама вблизи маленькой деревушки Белтон. По оценкам Кромвеля, у роялистов имелся 21 кавалерийский взвод и три или четыре взвода драгун. У него было 12 взводов кавалерии, в основном его собственные люди из Восточной Англии. Противники с сомнением смотрели друг на друга в гаснущем свете весеннего вечера. Мушкетеры с обеих сторон обменялись несколькими выстрелами, но кавалеры сочли, что уже слишком поздно, чтобы имело смысл ввязываться в бой. Кромвель же прямо перед тем, как сгустились