этой фразы Ваня заплакал еще сильнее. Слава мысленно проклинал Мики, любителя правды-матки: неужели нельзя было сказать мягче?..

Но, если уж быть честным с самим собой, он признавал, что должен был сам рассказать Ване гораздо раньше.

Когда Слава взял передышку и вышел в коридор, где на металлическом сидении его дожидался Мики, старший сын, флегматично подняв взгляд, вынул один наушник и, растягивая слова в точности как Лев, спросил:

— Ну, как там дела?

Слава, опустившись рядом с ним, хмуро спросил:

— Легче стало?

Мики пожал плечами:

— Не знаю. Стало честнее.

Слава усмехнулся. Игра в недомолвки с сыном перешла на новый уровень: Слава знал, что Мики знал, но делал вид, что не знал, пока Мики делал вид, что ничего не знал тоже. Больше, чем прямого разговора о Максе с Мики, Слава боялся прямого разговора о Максе со Львом. Его не на шутку пугала мысль, что сын попросту сдаст его новые отношения второму отцу. Слава считал странным этот страх, как и свой образ мысли – например, слово «сдаст», которое приходило ему на ум – но вдаваться в анализ чувств не было времени: слишком много других проблем оставались нерешенными.

— Если в твоей правде нет ни добра, ни пользы, держи её лучше при себе, — посоветовал Слава сыну.

Про всё сразу посоветовал.

— Понял, пап, — ответил тот.

Про всё сразу ответил.

К шести вечера Слава подвёз Мики в Плэйлэнд – парк аттракционов, где они договорились встретиться с Майло – и строго сказал, никуда из парка не уходить.

— Я за тобой заеду к девяти.

— Я могу сам вернуться.

— Нет, не можешь.

Парк развлечений находился неподалеку от неблагополучного района, где через каждые два метра можно было встретить местного жителя, греющего ложку зажигалкой, и для Славы было настоящей загадкой, почему такое место, как детский парк, находилось на такой улице, как Хэстингс-стрит.

Мики, недовольно поджав губы, выбрался из машины, но, прежде чем закрыть дверь, спросил, обернувшись:

— А ты домой?

Слава не смог соврать.

— Нет.

— А куда?

— У меня встреча.

— А с кем? — Мики неприятно ухмыльнулся.

Слава коротко сказал:

— Со знакомым, — и, дотянувшись до дверцы, которую придерживал Мики, кивнул ему: — Пока.

Тот убрал руки, и Слава закрыл её.

Макс назначил встречу недалеко от дома, в индийском кафе – том самом, с которого всё началось. Они договорились «серьёзно поговорить», и Слава считал выбор такого места нечестным: как будто Макс хочет вернуть его в ощущения того дня, когда Славу, уставшего, невыспавшегося и задерганного, впервые за долгое время кто-то по-настоящему поддержал. Он дал себе слово не поддаваться.

Когда он подъехал, Макс уже был в кафе, сидел за тем же самым столиком, что и в тот день. Слава подошёл, он приподнялся, и они пожали друг другу руки, словно были коллегами на совещании, а не любовниками.

Впрочем, им предстояло решить, кем они будут теперь.

- Привет, - кивнул Макс, садясь на своё место.

- Привет, - кивнул Слава и устроился напротив.

Неловкость сгустилась. Официант, уже другой индийский мальчик без бус, положил перед ними меню.

- Хочешь что-нибудь?

Слава покачал головой. Макс заказал зеленый чай и апельсиновый сок, как в тот раз.

- Я сказал, что не хочу, - заметил Слава.

Макс пожал плечами:

— Значит, это всё мне.

Телефон в кармане Славы блямкнул уведомлением. Он вытащил его, опустил глаза на экран: голосовое сообщение от Льва. Первое, о чём подумал Слава: Лев ненавидит голосовые сообщения. Второе: в Новосибирске ночь. Тревога подобралась к сердцу и вцепилась когтистыми лапами.

Слава, подняв взгляд на Макса, сказал:

- Отойду в уборную.

Отошёл в уборную, подключил наушники и прослушал сообщение. Лев, делая чересчур большие паузы между фразами, говорил:

- Слава… Не знаю, как там у тебя… Но если ты хочешь знать, как у меня… У меня всё, как и было… Раньше… Я тебя всё ещё очень… Ну, ты понял.

Сообщение обрывалось.

Лев говорил как пьяный человек, который очень старается звучать, как трезвый человек, и, более того, который уверен, что у него получается. Конечно, у Льва не получалось: он дважды запнулся на слове «очень».

Слава написал в ответ:

«Это разовая акция или ты пьёшь регулярно?»

Лев печатал ответ так долго, что Слава успел два раза помыть руки (от волнения). А когда пришло сообщение, там было вот это:

«Я тбя лблю………..»

Слава выругался в мыслях и вернулся в зал, к Максу. Не стал ничего отвечать Льву.

На его половине столика уже стоял апельсиновый сок. Слава отпил из стакана: забыл, как говорил, что ничего не хочет.

- Порядок? – уточнил Макс.

- Порядок, - хмуро ответил Слава.

- Ты напряжен.

- Он напился.

Слава не считал, что это правильно: обсуждать бывшего со своим почти-бывшим, но Макс был единственным человеком в его жизни, готовым слушать всё что угодно.

- Как раз хотел поговорить о нём, - ответил Макс, подчеркнув последнее слово.

Слава устало кивнул:

- Да, давай.

- У тебя к нему остались какие-то чувства?

Слава был готов завести прежнюю шарманку про «ну, конечно, я беспокоюсь за него, пятнадцать лет вместе, отец моих детей», но Макс пресек её заранее:

- Кроме этого. Кроме беспокойства.

Слава молчал, не зная, что ответить. Ему хотелось начать спрашивать, как делал Лев: «А какой правильный ответ?». Иногда он ловил себя на похожих реакциях, на одинаковой манере увиливать от ответов и искажать смыслы, и ужасался: «Может, теперь я это он».

- Слава? – негромко позвал Макс.

Он спросил себя: «Как бы точно не стал отвечать Лев? Это и будет правильный ответ». Лев бы точно не заговорил о чувствах.

- Да, я думаю, что всё ещё люблю его, - признался Слава, глядя Максу в глаза. – Он хреново выглядит, пьёт и записывает мне пьяные голосовые, а я думаю, какой он бедный, брошенный, оторванный от семьи, как мне хочется его пожалеть, как хочется ответить, что я тоже его люблю и хочу быть рядом. Всё, в чём ты меня подозреваешь – правда.

Макс тяжело вздохнул, отодвигая от себя кружку с чаем. Слава проследил за этим движением, переживая, что чай выплеснется через край. Удивительно, насколько странные мысли лезут в голову во время самых серьёзных разговоров в жизни.

- Макс, я никогда этого не сделаю, - твердо произнёс Слава. – Я не