Потому что Престон Клавдий Мэддок не был ординарным смертным. Если бы кто-то попытался отнять у него приемную дочь, могучие силы встали бы на его защиту. Большинство окружных прокуроров и полицейских чинов от побережья до побережья, местные власти, скорее всего, отказались бы сразиться с ним. Престон Мэддок был неприкасаемым. Осудить его могли лишь при наличии видеофильма, запечатлевшего, как он вышибает кому-то мозги.

Лайлани не хотелось сердить его, вызывая «Скорую помощь», чтобы промыть и перевязать змеиный укус.

Начни он думать, что от нее слишком много хлопот, дело закончилось бы уютной постелью в земле, вроде той, какую он приготовил Лукипеле. И отправил бы он ее туда сразу, не дожидаясь, когда появятся инопланетяне или приблизится день рождения. А потом, к радости Синсемиллы, сочинил бы трогательную историю о мерцающих огнях космического корабля, инопланетных дипломатах в строгих костюмах и поднимающуюся на светло-зеленом луче Лайлани с американским флажком в одной руке и бенгальским огнем, какие зажигают, празднуя Четвертое июля, в другой.

Поэтому имеющимся в аптечке спиртом она смыла запекшуюся на укусах кровь. Продезинфицировала ранки перекисью водорода, которая вспучилась кровавыми пузырями. Затем с помощью маленького шприца-аппликатора засыпала их порошком сульфацетамида.

Несколько раз Синсемилла вскрикивала, стонала, но не просыпалась и не пыталась отдернуть руку.

Если зубы задели кость, обработка раны антисептиками, конечно, не остановила бы заражения. Вот тогда Синсемилле, возможно, пришлось бы изменить мнение о врачах с университетскими дипломами.

А пока Лайлани делала все, что могла, с учетом своих навыков и имеющихся в ее распоряжении медикаментозных средств. Сульфацетамид, насыпанный в ранки, она замазала неоспорином и решила забинтовать руку, чтобы в ранки не попала грязь.

Проделывала все медленно, методично, получая удовольствие. Несмотря на марсианский свет и мертвую змею, наслаждалась столь редким в ее жизни периодом покоя.

С растрепанными волосами, в грязной, мятой комбинации, Синсемилла все равно оставалась прекрасной. Когда-то она действительно могла быть принцессой, в предыдущей инкарнации, в другой жизни, где не было места наркотикам.

Так хорошо. Так покойно. Положить на ранки марлевую салфетку. Закрепить бинтом, несколько раз обмотав его вокруг раненой руки. Две полоски пластыря, чтобы не размотался бинт. Отлично. Нежность и забота, свойственные нормальным отношениям матери и дочери. И не имело значения, что их роли поменялись, что дочь заботилась о матери, а не наоборот. Главное – нормальность отношений. Умиротворенность. Вот так бы и всегда… но Лайлани не питала иллюзий.

На вершине склона собака и мальчик, одна шумно дыша, другой жадно хватая ртом воздух, останавливаются и поворачиваются, чтобы посмотреть на автостраду, которая находится в трети мили к югу.

Если бы Кертис только что съел тарелку грязи на обед, язык у него не был бы более шершавым, чем сейчас, да и пыль на зубах скрипела бы точно так же. Не хватало слюны, чтобы избавиться от неприятного солоноватого привкуса во рту. Какое-то время он жил на границе пустыни, более страшной, чем эта, и знает, сколь изнурительно бегать в таких условиях, при двадцатипроцентной влажности воздуха, даже после захода солнца. Они и пробежали совсем ничего, а он уже еле держится на ногах.

Внизу, на дне черной долины, змея из остановившихся автомобилей вытянулась на полмили и продолжает удлиняться, поблескивая ярким светом фар и рубинами задних фонарей. С высоты он видит и блокпост на юго-западе. Патрульные автомобили перегородили две крайних полосы движения, оставив свободной лишь среднюю. Через это узкое ушко и должны просочиться автомобили со всех трех полос.

К северу от автострады, около блокпоста, в открытом поле стоит большой, бронированный и, возможно, оснащенный вооружением вертолет. Лопасти не вращаются, но двигатели, должно быть, работают, потому что в кабине пилотов и салоне горит свет. Большой люк в фюзеляже открыт, и подсветки хватает, чтобы различить людей, стоящих рядом с вертолетом. Правда, с такого расстояния невозможно разобрать, полицейские это или суотовцы.

Рычанием Желтый Бок отвлекает внимание Кертиса от происходящего на западе с тем, чтобы он увидел, что творится на востоке.

Два больших внедорожника, модифицированные для полицейский нужд, съезжают с автострады. На крыше перемигиваются красные и синие «маячки», но сирены молчат. Они спускаются по пологому откосу и движутся на запад по пустыне, объезжая остановившиеся автомобили.

Кертис предполагает, что они проследуют мимо него, к блокпосту. Вместо этого они останавливаются около группы людей, которые, похоже, ждут их на откосе, примерно в том месте, где он и собака покинули автостраду.

Маленькие фигурки он заметил только сейчас. Восемь или десять водителей спустились по насыпи. У троих фонари, которыми они машут, привлекая внимание сидящих во внедорожниках.

Чуть повыше этой группы, на обочине, западнее «Уиндчейзера», принадлежащего маньякам, коллекционирующим зубы своих жертв, собралась толпа побольше, человек тридцать или сорок. Все наблюдают за происходящим внизу.

Возможно, другие водители, основываясь на словах Кертиса, брошенных человеку с посеревшим лицом, обыскали «Уиндчейзер». Обнаружили жуткие сувениры, о которых говорил Кертис, и задержали престарелых киллеров с тем, чтобы передать их в руки правосудия.

А может быть, и нет.

С блокпоста, через водителей, могло распространиться сообщение о том, что полиция ищет мальчика с собакой. А какой-нибудь водитель, скажем, веснушчатый парень с копной рыжих волос и в одной сандалии или пенсионеры-убийцы из «Уиндчейзера», воспользовался сотовым телефоном или встроенным в автомобиль компьютером и поставил в известность компетентные органы, что указанная парочка несколько минут тому назад устроила представление на автостраде, после чего скрылась в пустыне, взяв курс на север.

На склоне все три фонаря указывают на север. На Кертиса.

Фонари не могут его осветить, расстояние слишком велико. Луны нет, и пусть он стоит на гребне, небо слишком темное, чтобы силуэт мальчика выделялся на его фоне.

Тем не менее он пригибается, когда водители нацеливают на него фонари, чтобы сравняться ростом с островками полыни, которой вокруг хватает. Он кладет руку на шею собаки. Оба ждут.

Масштаб событий и скорость, с которой они развиваются, не позволяют силе воли оказывать на происходящее хоть какое-то влияние. Однако Кертису очень уж хочется, чтобы агенты правоохранительных ведомств, приехавшие на внедорожниках, прекратили общение с водителями и проследовали на запад, вдоль насыпи, к блокпосту, до самого вертолета. Эта картина, как живая, возникает перед его мысленным взором, он этого хочет, хочет, хочет.

Будь желания рыбами, не потребовались бы ни крючки, ни леска, ни удилище, ни терпение. Но желания – всего лишь желания, плавающие только в водах разума, и вот один из внедорожников, взревев мотором, поворачивает на север, проезжает футов двадцать в глубь пустыни и останавливается, передним бампером к Кертису.