Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот эту двойственность своего героя и пытается передать Высоцкий. На своих выступлениях он редко говорил об этой картине и своей работе в ней. О своём понимании роли сказал так:
«Роль эта очень любопытная, интересная. Называлась она “Он”, у него имени нет, у этого человека. Там ставится проблема совести, о том, что человек когда-то, в какой-то момент своей жизни все-таки должен решить, кем ему… оставаться ли человеком или скатываться дальше, по той дороге, которую он себе сам нарочно выбрал». [1]
Проблема ставится, но как она решается? Похоже, что автор пьесы К. Симонов более задавался целью показа бездуховности американского общества, чем созданием сколько-нибудь выписанных характеров. Всунутые в рамки коротких диалогов актёры почти не имели возможности для демонстрации чувств своих героев.
Первая и последняя сцены фильма – диалоги Высоцкого и Маргариты Тереховой (по фильму – Кэтрин, «Женщина, которую он любил»). Ещё в 1992 году киновед А. Блинова заметила, что хотя о любви героя Высоцкого к героине Тереховой мы в фильме много слышим, но мы её не видим. Когда А. Блинова попыталась получить у актрисы ответы на некоторые вопросы, то в ответ услышала:
С Маргаритой Тереховой
«Партнёр?! Это вы о Высоцком?! Он не играл любовь, её сыграть нельзя. (А почему собственно? – М. Ц.) Он нёс её в себе! Высоцкий гений! Разве это не ясно каждому?» [2] «Это было, наверное, одно из самых коротких интервью в истории кинематографа», – заметила в заключение А. Блинова.
Лично я знаю одно ещё более короткое – мою собственную беседу с М. Тереховой. На мою просьбу рассказать о съёмках с Высоцким актриса сказала: «Что тут говорить? Я не могу говорить, извините», – и повесила трубку. На самом деле, наверное, М. Терехова права в своём нежелании вспоминать свою роль в той картине, если припомнить, например, последнюю сказанную её героиней фразу в фильме. Кэтрин, везущая Его в аэропорт, заявляет: «Я готова отдать жизнь за то, чтобы ты это сделал». При всей важности сообщения о новом американском самолёте нормальные люди всё же так не разговаривают…
Ходульность ситуаций, декларацию и вещание вместо разговора не мог не отметить и другой партнёр Высоцкого по фильму – Армен Джигарханян, исполнитель роли итальянца Гвиччарди. На просьбу А. Блиновой высказать своё мнение о Высоцком-актёре тот произносит лишь одну фразу: «В “Четвёртом” – неудачная роль, он там как бы не играет, а просто ходит, произносит, присутствует». [2]
Вдобавок к неудачному кинематографическому материалу добавились и личные проблемы Высоцкого. В период съёмок фильма его известная болезнь давала неоднократные обострения. Художник по костюмам Ганна Ганевская рассказала мне такой эпизод [3]:
«Высоцкий опаздывал к нам на съёмку, на “Четвёртого”, мы его долго ждали, а потом решили, что что-то произошло, и стали расходиться. Я вышла во двор “Мосфильма” и вижу, как мне навстречу по пустой дорожке идёт Володя. Я как шла, так и продолжала идти, там вполне разойтись можно – кроме нас никого нет. И вдруг я понимаю, что он меня не видит. Он прошёл мимо меня, как мимо пустого места, прошёл с белыми глазами. Я не стала прояснять случившееся, это не моё дело, и влезать в такие ситуации – не в моих привычках. Но этот момент был как-то очень остро мною воспринят, потому что мне стало его очень жаль».
На мой взгляд, одной из самых сильных сцен в картине является диалог, в котором участвуют Он и Председатель комиссии, желающий выяснить детали участия журналиста в гражданской войне в Испании, а также требующий записать на замаскированный магнитофон его беседу с братом Кэтрин, заподозренным в симпатиях к коммунистам. Роль Председателя, зловеще возвышающегося на торце длинного стола по другую сторону от героя Высоцкого, блестяще исполнил Леонид Кулагин. Когда я позвонил артисту и попросил его поделиться воспоминаниями о съёмках, тот ответил: «Вы знаете, для Владимира Семёновича это был неудачный период. Поэтому я снимался отдельно, а он потом – отдельно». Столь понравившаяся мне сцена, как оказалось, была просто смонтирована.
Второму режиссёру картины Валерии Рубцовой не понравилось в фильме очень многое. Причём настолько не понравилось, что долгое время она даже отказывалась говорить на эту тему, а когда всё же согласилась рассказать об истории тех съёмок, то разрешила мне использовать далеко не всё из сказанного о Высоцком.
«Как мне кажется, Высоцкий не годился на эту роль, но Столперу было важно имя. Поскольку я формировала актёрский ансамбль, то мы изначально с ним говорили обо всех персонажах – кто каким должен быть. Так получилось и с Юрием Соломиным. Он должен был сыграть большого американского босса. Александр Борисович (Столпер. – М. Ц.) мне сказал: “Он должен быть таким… Белая вошь. Сила. Мощь. Магнат”. А тогда только прошёл фильм “Адьютант Его Превосходительства”, и там Соломин сыграл главную роль. И Столпер сразу: “Берём Соломина”. Я ему говорю: “Это не тот босс, что вам нужен. Это не будет белая вошь. Он говорит скороговоркой, он мельчит образ”. Я помню, как однажды Николай Сергеевич Плотников сказал актёру на репетиции: “Внутреннюю силу нужно играть от партнёра – и ни в коем случае не торопить речь. Вот тогда ты – мощь”. Но Столпер хотел снимать именно Соломина.
С Юрием Соломиным
И вот так же Володя Высоцкий не годился на главную роль в этом фильме. У него была одна и та же манера во всех ролях. Я это высказала Столперу, но тот сказал: “Мы будем его снимать, ему сейчас разрешают сниматься. Мне нужно имя”… Правда, у Столпера ещё была идея попробовать на эту роль Сергея Юрского. Я ему сказала: “Не надо давать Юрскому эту роль. Будут говорить, что вот, дескать, он еврей, поэтому так себя ведёт. Не надо подставлять никого, не нужно такую вот интригу вносить”. Юрский – прекрасный актёр, проба была очень хорошая, но тут Столпер меня послушался и не взял Юрского, а вот Высоцкого взял. Как актёра я его невысоко ценила, потому что он не выстраивал характер роли. Его манера говорить во всех ролях была