я не уверена, что хочу его открыть. Дрожащими пальцами я осторожно потянула за клапан.

Берлин, 24 декабря

Рождество – праздник семейный. Это поздняя ночь, и я думаю о вас. О Патриции, Кароле и Майке. Я также думаю об Ине, которой не отважусь взглянуть в глаза. И вам тоже.

Я обещал, что приеду. Обещал, что расскажу вам о моей подруге, матери Оливьери.

Но я не могу этого сделать. Я не могу приехать и взглянуть вам в глаза. Не могу признаться в том, что облажался.

Я начал новую жизнь здесь, в Берлине. Пытаюсь построить семью. Я знаю, что это ничего не объясняет. Я снова строю что-то на лжи. Оливьер не знает, что у него есть сестры. Моя подруга не знает, что когда-то у меня уже была жена. Это то, что я должен буду сказать ей.

Я всегда буду думать о вас. Я всегда приду вам на помощь. Однако встреча с вами будет как расчесывание старых ран. И моих, и ваших. Простите.

Кажется, я всю жизнь от чего-то убегаю. Иначе не могу.

Посылаю мой новый диск. На нем части третья и четвертая – для вас. Именно эти песни получили лучшие отзывы. Каждый раз, когда их играю, я думаю о вас. Может быть, когда-нибудь, во взрослой жизни, мы увидимся. А может, лучше и не надо? Потому что кому нужен такой отец…

Простите.

Пожалуйста, позвольте мне сделать еще одну попытку. Вдали от вас.

Петр.

Болезненный конец иллюзий…

Гражина

– Как ты думаешь, кто он? – спросил Павел, сидя над бокалом красного вина. Дети уже спали, мама тоже ушла к себе, сославшись на головную боль. Деликатная женщина, похоже, не хотела мешать нам.

– Кто?

– Твой близнец.

– Я знаю только, что это женщина. Из Польши. Больше ничего не знаю.

– Кто-то известный? Актриса? Певица?

– Знаешь, мне кажется, она самая обычная женщина. Такая простая и хорошая. Я уверена, что у нее есть дети. Может быть, даже двое, как и у меня.

– Ты смелая, Гражка, – сказал он.

– Смелая? Я же ничего такого не делаю.

– Для тебя это ничего, а для той женщины и ее семьи это всё.

*

Настал день операции. Я сидела в стерильном кабинете. Вокруг меня медсестры. Игла в одну руку, в другую. Ничего страшного. И чем я должна гордиться?

Мне даже стало немного скучно.

– Я включу телевизор, – сказала медсестра. – К сожалению, ничего другого мы вам предложить не можем. У нас пациенты обычно скучают.

По телевизору войны, политика, светские скандалы. Кто-то кого-то избил, кто-то что-то украл. Так, что ли, выглядит мир?

Я посмотрела на свои руки и присоединенные к ним трубки и улыбнулась. Я не чувствовала себя героиней. Но я была рада помочь. Со стыдом я думала о том, что сначала колебалась. Я предпочла не вспоминать об этом. Это было только здесь и сейчас. Я думала об этой «женщине из Польши», которой я подарю жизнь. Для меня это всего лишь дюжина уколов, несколько часов под капельницей. А для нее – вся жизнь.

Ина

В тот сочельник я сидела у родителей и ко мне вернулось чувство дома. Как будто не было тех лет, которые пролетели мимо нас. Ну разве что мама немного поправилась, у папы несколькими морщинами стало больше и несколькими волосами меньше, но в остальном все выглядело примерно так же.

– Я рада, что ты приехала, – сказала мама.

Как просто. Будто я вернулась из долгого отпуска. Я прижалась к ней и заплакала. Марек был прав. Неважно, сколько человеку лет. Он всегда чей-то ребенок.

Вечером, когда я засыпала в своей старой комнате, совершенно такой же, как десяток с небольшим лет назад, я почувствовала, что во мне что-то треснуло. Я больше не была самодостаточной. Я хотела, чтобы рядом был кто-то. И желательно, чтобы это был Марек.

*

Я встретилась с ним только в тот день, когда Патриции должны были провести трансплантацию. Взволнованный, он бегал по всей больнице. Мы с Каролиной и бабушкой Зосей сидели в больничном коридоре, ожидая новостей.

– Это займет несколько часов. Патриция знает, что вы здесь. Но вы все равно не сможете с ней встретиться.

Конечно, мы это понимали, но были уверены, что сама мысль о нашем присутствии прямо здесь, за стеной, будет иметь для Патриции огромную важность. Для нас тоже имело значение то, что мы сидим вместе. Я нервно листала больничную газету.

– «У нас печальные новости. У Ани на следующую неделю была назначена пересадка костного мозга, однако донор уже долгое время не дает о себе знать, не отвечает на звонки из больницы. Вероятно, он самоотстранился.

Трансплантацию отменили…» – прочитала я вслух.

– Я все время боялась, что здесь тоже ничего не выйдет… К счастью, получилось, – сказала бабушка Зося.

Карола

– Как мама себя чувствует? – спросила я у врача, проходя по коридору.

– Мы сможем что-то сказать только через две недели, а то и вовсе через месяц. Пожалуйста, наберитесь терпения.

– А вы уже идете домой?

– Пока нет, только вечером. Но я оставлю вашу маму под надежной опекой, – сказал он. – В канун Нового года я тоже буду здесь. И в Новый год.

– Это хорошо, – вздохнула я с облегчением.

– Мы принесем вам пирог, – заявила бабушка Зося. – А может, посидеть с вами на Новый год, чтобы вам не было грустно? – добавила она. – Я возьму Майечку, и мы придем.

– Спасибо, у меня уже будет компания, – улыбнулся он и многозначительно посмотрел на Ину.

Та кивнула. Это правда. Интересно, какие новогодние костюмы принято носить на новогодней вечеринке в больнице?

Ина

– Что мне надеть? – спросила я, когда он позвонил мне на следующий день с ежедневной информацией о здоровье Патриции.

– Ну, как что? Черные шпильки, чулки… – ответил Марек.

– Нет, я серьезно… – улыбнулась я.

– А если серьезно, то это больница и одеваться нужно соответственно, – сухо констатировал он.

– Понимаю… – сказала я, хотя ничего не поняла.

– Ладно, пусть будут белые шпильки и белые колготки, – засмеялся он. – И на все это накинуть белую шубку. Только из искусственного меха, пожалуйста.

Этот парень выводил меня из равновесия. Меня. Каролину Рыбиньскую, которую никто не в состоянии вывести из равновесия! Никогда!

Я решила показать ему, на что способна. Хочет белые шпильки? Будут ему белые шпильки. Хочет белые чулки? Пожалуйста. Я надела короткое белое платье. Обтягивающее настолько, что оно становилось второй кожей. И ничего под ним. В сотый раз