– К черту ваши уши, и к черту вас саму!

Джулии захотелось дать волю эмоциям, которые она вынуждена была сдерживать. Самое простое – это немедленно встать и выйти, а затем, приняв предложение Рафаэля, уехать, чтобы вообще забыть о его существовании.

А он вынул фляжку и снова выпил. Его кадык подпрыгивал от длинных глотков. Закончив, он вытер рот рукой. «Для пущего эффекта», – подумала Джулия, поскольку салфетка лежала у его левой руки.

Немного успокоившись, она встала.

– Я никуда не собираюсь уезжать. А теперь я предлагаю вам съесть что-нибудь, чтобы поддержать силы. Вам нужно что-то посущественнее, чем виски. Ровно через полчаса мы едем прокатиться в фаэтоне. Если вам угодно сохранить свое достоинство, я предлагаю вам не заставлять Грегори или Франклина нести вас на руках, как младенца.

– Вы превратились в настоящую суку, Джулия, – сказал он, когда она направилась к дверям.

Она не дала ему увидеть свою реакцию на эти слова.

– Я – то, что вы из меня сделали.

Когда она ушла, Рафаэль достал флягу, сделал глубокий глоток, потом, отдышавшись, еще один. Черт, эта штука жжет кишки, как огонь, но он наслаждался этой болью, как можно наслаждаться резким экзотическим запахом.

Будь она проклята. Будь она проклята! Видеть ее каждый день, зная, что она его ненавидит, что, даже если бы он не превратился в это жалкое подобие человека, он никогда бы больше не смел прикоснуться к ней, было невыносимо. Это сводило его с ума, держало в напряжении, он был точно бык, которого то и дело дразнят красным плащом. Нужно заставить ее уехать, чтобы не чувствовать ее присутствия всеми клетками кожи. Любым способом он выгонит ее отсюда.

– Томас! – заревел он. – Томас! Идите сюда, черт побери! Вбежал камердинер, лицо у него было встревоженное.

– Милорд!

Покачивая серебряной флягой, Рафаэль мрачно смотрел на Томаса, пока тот не понял, чего он хочет.

– Сию минуту, милорд, – сказал Томас и поспешил наполнить флягу.

Был почти полдень, когда Джулия вошла в свою комнату и рухнула на диван. Она дрожала всем телом. Поездка с Рафаэлем обернулась крахом.

Он напился до невозможности, хотя она понятия не имела, как ему удалось сделать это так рано. Фаэтон был маленький, устроенный так, чтобы им было несложно править, но все равно – для того, кто не имеет опыта, это оказалось не такой простой задачей, и Джулия вскоре совсем выдохлась.

И еще ей было очень противно. Рафаэль принялся во всю силу своих легких распевать непристойные песни. Поняв, что, если они встретят кого-нибудь на дороге, он заголосит еще громче и вульгарнее, Джулия сочла за благо вернуться домой.

Он ее победил, будь он проклят! Она чувствовала себя проигравшей, ей казалось, что из нее выпустили весь воздух. Что ей делать, если ее присутствие только усиливает его ярость? Как убедить его помочь ей в осуществлении программы выздоровления, которую она наметила?

Больничный хирург признался, что состояние Рафаэля никогда не изменится, что свинцовая пуля засела в позвоночнике и что он больше уже не сможет ходить. Врачи предупредили ее, что у него часто будет плохое настроение, что свойственно людям, прикованным к постели. Чтобы продлить ему жизнь, рекомендовались регулярные кровопускания и травяные тонизирующие отвары для очищения организма. Никакого солнечного света – он истощает силы. Никаких громких шумов – они нарушают телесное равновесие. И ни в коем случае его нельзя волновать или огорчать.

Джулия выслушала все это вместе с графиней. Старая женщина, несмотря на всю свою воинственность, пала духом, ее сморщенное лицо задрожало. Она схватила Джулию за руку, и они посмотрели друг на друга – две женщины, которые понимали, что им говорят вещи просто немыслимые. Для такого человека, как Рафаэль, подобная жизнь хуже смерти; все равно что быть похороненным заживо. Взявшая себя в руки графиня велела этим людям убираться из ее дома, приправив свои слова такими ругательствами, как «шарлатан» и «вампир».

Они долго сидели вместе, пытаясь решить, что им делать, и графиня наконец произнесла:

– Это мой внук, не говоря уже об остальном. Его нельзя заставить жить так, как они прописали. Если ему суждено умереть, пусть умрет, но по крайней мере умрет как мужчина.

Если бы Джулия верила, что меры, прописанные врачами, могут продлить жизнь Рафаэля, она бы выполнила все их указания и никому не позволила бы ей помешать. Но она знала, что графиня права. Рафаэль должен жить, а не существовать.

Тогда-то она и рассказала графине слышанную ею историю об одном человеке из Линкольншира, который упал с лошади и лишился возможности ходить, но потом поправился. Молодая женщина не знала, правдива ли эта история, да и прошло уже какое-то время с тех пор, как она ее слышала, так что многие детали подзабылись, но главное она помнила – паралич оказался временным.

Графиня с Джулией поехали в Линкольншир.

Уильям Дуглас радушно принял их, рассказал им свою необыкновенную историю. После падения его тело ниже талии парализовало, и он решил, что существовать в таком состоянии – не для него. И он стал каждый день пытаться двигаться, убежденный, что его ноги «проснутся», как он выразился. Он нанял двух дюжих мужчин, чтобы они волокли его, причем один из них двигал его ногами, словно это могло заставить ожить мускулы и нервы.

И это помогло. Хотя выздоровление было болезненным и мучительно долгим, теперь он мог ходить, пусть и при помощи палки, заметно хромая, но мог. Уильям Дуглас гордо встал и продемонстрировал свою довольно неловкую походку. Взволнованная, графиня отвернулась. Джулия ощутила, как холодная, тяжелая решимость зарождается у нее в груди. Рафаэль будет ходить. Она его заставит.

А когда это произойдет, она его покинет. Она уедет, и никто никогда не упрекнет ее, что она бросила калеку. Совесть ее будет чиста.

После этого Джулия и решила уехать из Лондона. Она хотела, чтобы это было только ее делом. Графиня поначалу не соглашалась с ней. Она была не из тех женщин, которые с легкостью отдают бразды правления другому. Но она увидела решимость в глазах жены своего внука и сдалась. Все было приготовлено, чтобы Джулия увезла Рафаэля. Выбрали Гленвуд-Парк. Франклина и Грегори послали в Линкольншир, чтобы обучить их восстановительным процедурам. Все делалось втайне от Рафаэля, который безучастно лежал в постели.

Они действовали быстро, вероятно, не все успев даже как следует обдумать. Теперь, когда Рафаэль был с ней здесь, Джулия не знала, как справиться с его злобными вспышками, с его беспечной решимостью разрушить себя и все на своем пути. Она пыталась быть спокойной и властной, но это ничуть на него не действовало.

После неудачной прогулки в фаэтоне Джулия целый день не входила к Рафаэлю. Она придумала для себя некий предлог, почему она не решается проникнуть в его святая святых, объяснив, что сейчас для нее как для хозяйки важно узнать, какие порядки заведены в Гленвуд-Парке, познакомиться с прислугой и ежедневным распорядком ее нового дома. На самом же деле она просто провела весь день в библиотеке, зарывшись в книги.