Все эти детали даже сами по себе были в высшей степени многозначительны, но, будучи собранными вместе кусочки косвенных улик образовывали мозаику, наводящую на крайне красноречивые мысли. Похоже, Жак Арно являл собой одну из закулисных сил, ныне контролирующих Директорат.

Но Брайсону необходимы были доказательства. Веские, неопровержимые доказательства.

Они ведь где-то существовали. Но где?

По словам Лейлы, израильтяне считали, что фирма Жака Арно участвовала в отмывании огромных денежных сумм для различных преступных группировок, в том числе и для русской мафии. Наблюдатели Моссада предполагали, что Арно часто ведет деловые телефонные переговоры отсюда, из своего замка. Но неоднократные попытки Моссада и других спецслужб подслушать эти переговоры окончились безрезультатно. Переговоры Арно были защищены мощным шифратором и декодированию не поддавались. Брайсон сильно подозревал, что где-то в глубинах замка припрятано специальное оборудование связи – как минимум «черный» телефон, способный зашифровывать и расшифровывать сигналы, поступающие по телефонной линии, то есть разговоры как таковые, факсы и электронную почту.

Пока они пробирались через толпу, переходя из комнаты в комнату, Брайсон обратил внимание на картины, в изобилии развешанные по стенам, и это навело его на одну идею.

* * *

Расположенная наверху маленькая комната была погружена в полумрак. Лица двух мужчин в деловых костюмах освещал лишь мрачный синеватый отсвет экранов. Переплетение нержавеющей стали и полированных хромированных поверхностей, оптоволоконных кабелей и электронных лучевых трубок на фоне старинной каменной стены создавало некую странную модернистскую композицию. На каждом экране красовалось изображение определенной комнаты. Незримые для многочисленных гостей миниатюрные видеокамеры, спрятанные в стенах, арматуре и осветительных приборах, передавали качественное изображение на рассмотрение работников безопасности, дежуривших перед экранами. Оно было настолько четким, что наблюдатель мог разглядеть любое лицо, по какой-либо причине вызвавшее у него интерес или беспокойство, а мог и увеличить изображение так, чтобы это лицо заняло весь экран. Полученные таким образом снимки можно было оцифровать и сравнить с прочими фотографиями, хранящимися в сети. Это давало возможность установить личность любого подозрительного гостя – и при необходимости тихо попросить его удалиться.

Пальцы пробежались по кнопкам. На экране возникло увеличенное изображение лица, и двое мужчин принялись пристально его разглядывать. Это был седовласый, слегка одутловатый, загорелый мужчина, заблаговременно внесенный в список службы безопасности Арно – некий Джеймс Коллье из Санта-Фе, штат Нью-Мексико.

Работники безопасности заинтересовались этим человеком не потому, что они его узнали. Напротив – их внимание привлекло именно то, что они его не узнали. Этот человек был неизвестной величиной. А для сверхбдительной службы безопасности Жака Арно любая неизвестная величина являлась поводом для беспокойства.

* * *

Жена Жака Арно, Жизель, была высокой надменной женщиной с аристократической осанкой, орлиным профилем и черными волосами, уже тронутыми сединой. Линия волос располагалась неестественно высоко, а кожа лица была чересчур туго натянута, безошибочно свидетельствуя о регулярных посещениях некой швейцарской «клиники». Насколько заметил Брайсон, мадам Арно собрала свой «двор» в углу библиотеки – комнаты, чьи стеньг были сплошь покрыты книжными полками. Небольшая толпа сгрудилась вокруг Жизели, ловя каждое ее слово. Брайсон узнал ее – это лицо регулярно появлялось в отделе светской хроники «Пари матч», а он, воспользовавшись услугами Национальной библиотеки, внимательно просмотрел подшивку этой газеты за несколько лет.

Прихлебатели, казалось, были ослеплены остроумием мадам Арно и откликались на каждую ее реплику взрывом веселья. Взяв у официанта с подноса два бокала с шампанским и вручив один Лейле, Брайсон указал на полотно, висящее неподалеку от мадам Арно. Он размашистым шагом приблизился к картине, оказавшись таким образом в пределах слышимости хозяйки дома, и произнес – достаточно громко, чтобы перекрыть гул расположившейся по соседству компании:

– Просто фантастика! Вы видели написанный им портрет Наполеона? Это потрясающе: он изобразил Наполеона в облике римского императора, превратил его в статую, в живую икону.

Уловка сработала. Гордая владелица картины не устояла перед соблазном и повернулась туда, откуда доносился другой разговор, на ее взгляд – более интересный. Еще бы, ведь он касался принадлежащего ей произведения искусства! Одарив Брайсона милостивой улыбкой, она произнесла на хорошем английском:

– А вы когда-нибудь встречали такой же гипнотический взгляд, которым Энгр наделил Наполеона?

Брайсон улыбнулся в ответ и просиял, как человек, встретивший родственную душу. Он поклонился и протянул руку:

– Вы, должно быть, мадам Арно. Я – Джеймс Коллье. Прекрасный вечер.

– Прошу прошения, – обратилась Жизель к своему окружению, вежливо давая понять, что они могут удалиться. Подойдя поближе, она произнесла: – Я вижу, вы почитатель Энгра, мистер Коллье?

– Скорее мне следовало бы сказать, что я – ваш поклонник, мадам Арно. Ваша коллекция картин свидетельствует о том, что ее собирал человек с безупречным вкусом. Кстати, разрешите представить вам мою подругу – Лейла Шаретт, из израильского посольства.

– Мы уже встречались, – отозвалась хозяйка дома. – Очень рада вас видеть, – добавила она, пожимая руку Лейле, но ее внимание по-прежнему было приковано к Брайсону. Насколько мог судить Брайсон, в молодости Жизель Арно была потрясающей красавицей. И даже сейчас, перешагнув шестидесятилетний рубеж, она все еще была не прочь пококетничать. Мадам Арно обладала талантом, которым некогда славились куртизанки, – она заставляла мужчину почувствовать, что он – самый очаровательный человек в этой комнате, а все прочие присутствующие все равно что не существуют.

– Мой муж твердит, что, на его взгляд, Энгр скучен. Увы, его нельзя назвать таким знатоком искусства, как вас.

Однако Брайсон не желал пользоваться подвернувшимся предлогом, позволяющим ему быть представленным Жаку Арно. Напротив, он предпочел бы держаться подальше от оружейного магната и не привлекать к себе его внимания.

– О, если бы судьба была настолько благосклонна к Энгру, что позволила бы ему написать ваш портрет! – произнес он, с сожалением покачав головой.

Мадам Арно деланно нахмурилась, но Брайсон видел, что втайне она польщена.

– Ах, что вы! Мне совершенно не хотелось бы иметь мой портрет, написанный Энгром!

– Над некоторыми своими портретами он работал целую вечность, не так ли? Бедная мадам Муатесье позировала ему двенадцать лет.

– И он превратил ее в Медузу, со щупальцами вместо пальцев!

– Но это потрясающий портрет.

– На мой взгляд, он вызывает ощущение клаустрофобии.

– Поговаривают, будто он использовал для создания некоторых своих композиций камеру-люциду – можно сказать, шпионил за теми, кого хотел нарисовать, прежде чем увековечить их.