Одна женщина острого ума или, по крайней мере, слывущая таковой, предложила свой собственный, новый и весьма изящный способ классифицировать людей и отыскивать причину общественных потрясений. Человечество, говорила она, разделяется на две большие нации, которые воюют друг с другом не на жизнь, а на смерть, которые ненавидят и презирают друг друга и будут ненавидеть и презирать друг друга до скончания века. Вы можете сколько угодно издавать законы, провозглашать свободы, даровать хартии, отменять налоги, — эти две нации будут враждовать по-прежнему. Что же это за два народа, поклявшиеся друг другу в вечной ненависти? Добрые и злые? — Нет. — Большие и малые? богатые и бедные? — Нет. — Сильные и слабые? обманутые и обманщики? — Нет. — Но кто же, в конце концов, эти два непримиримых племени?.. — Те, кто моет руки, и те, кто рук не моет! Все дело именно в этом.

Последние полвека вся политика нашей страны есть не что иное, как то и дело возобновляющаяся битва между этими двумя враждующими нациями. Повторим еще раз, этой войне не будет конца: те, кто не моет рук, вечно будут питать ненависть к тем, кто руки моет, а эти последние вечно будут презирать тех, кто рук не моет. Никогда вам не удастся объединить эти два разряда, никогда они не смогут жить в мире, потому что, как мы уже имели честь докладывать, есть на свете вещь необоримая — отвращение, и есть на свете вещь невыносимая — унижение; меж тем в этом случае одна из противоборствующих сторон обречена вечно испытывать отвращение, а другая — вечно страдать от унижения. Никогда вы не заставите денди жить бок о бок со старьевщиком; никогда вы не дождетесь, чтобы уродливая и завистливая женщина добровольно окружила себя красавицами. Так вот, точно так же те, кто моет руки, никогда не найдут общего языка с теми, кто рук не моет. На первый взгляд такой способ классифицировать людей кажется неудачной шуткой, но вдумайтесь — и он покажется вам не таким уж бессмысленным; если подойти к делу с умом, возможно, пожалуй, вывести из него вполне серьезную теорию; но это уже не по нашей части.

Наконец, вот четвертый и последний способ классификации, о котором нам напомнил новый балет[295]и ради которого мы, собственно, и завели разговор обо всех предыдущих способах.

Испокон веков людей разделяют на разряды, руководствуясь их сходством с тем или иным животным. Говорят, что каждого из нас можно уподобить какому-нибудь зверю, более или менее хищному, более или менее смышленому; у каждого в лице есть что-то от одного из представителей животного царства. Вы, например, вылитый орел; вон тот господин недалеко ушел от шакала, вон та дама смахивает на куницу, а вон та барышня — на белку. Такой способ классификации всем известен, и многие люди берут его на вооружение; меж тем один из наших друзей поставил вопрос куда более решительно; по его мнению, род человеческий четко разделяется на две несхожие расы, а именно на СОБАК и КОШЕК. Из этого не следует, что все мы живем друг с другом, как кошка с собакой; напротив, друг наш признает, что между двумя этими расами существует взаимное тяготение; они различны, но не враждебны друг другу. Вот что он имеет в виду: особа, принадлежащая к собачьей расе, имеет все добродетели собаки: доброту и отвагу, самоотверженность, преданность и прямоту; но та же особа страдает и всеми собачьими недостатками: легковерием и нерасчетливостью, а главное, добродушием — да-да, именно добродушием; ведь это свойство, конечно, украшает наше сердце, но, увы, портит наш характер. Другими словами, человек-собака наделен нешуточными достоинствами, но, как правило, редко может похвастать расторопностью и обаянием. Человек-собака не умеет пленять и соблазнять; он создан для серьезных дел; его ждут должности, требующие храбрости, прямоты, честности; из людей-собак выходят хорошие солдаты; из них же получаются самые лучшие мужья и самые лучшие слуги, преданные друзья, хорошие товарищи, восхитительные простаки, герои, поэты и филантропы, нотариусы, которые никогда не обманывают, и бакалейщики, которые никогда не обсчитывают; комиссионеры, водоносы, кассиры, банковские и почтовые служащие; говоря короче, человеку-собаке более всего подходят такие занятия, которые позволяют оставаться честным.

Человек-собака нравится всем, кто сводит с ним знакомство, но редко бывает любим; человек-собака создан для дружбы; он способен живо чувствовать любовь, но не рожден для того, чтобы ее пробуждать. Женится человек-собака не на той женщине, которой он вскружил голову, а на той, которая вскружила голову ему. Человек-собака дает деньги взаймы начинающим водевилистам, а они отказывают ему во входных билетах; семья человека-собаки чаще всего состоит из неверной жены, которую он обожает, и неблагодарных детей, которые его разоряют. Сократ и Регул, добродетельный Калас и Вашингтон — все они принадлежали к числу людей-собак.

Человек — кошка, напротив, если от чего и страдает, то исключительно от провала очередной интриги. Он не обладает ни одним из достоинств человека-собаки, но зато извлекает из всех этих достоинств немалую пользу: он эгоист и скряга, он тщеславен, ревнив и коварен, зато он предусмотрителен, ловок, кокетлив, очарователен, он умеет убеждать, он блещет умом, знанием жизни и чарами соблазнителя. Он наделен врожденной опытностью, он угадывает то, чего не знает; прозревает то, что от него скрывают; послушный чудесному инстинкту, он отстраняет от себя все, что способно ему повредить; человек-кошка презирает бесполезные добродетели и уважает те, которые могут ему пригодиться. Из людей-кошек получаются великие дипломаты, интенданты, а также… Впрочем, мы не хотим никого обидеть. Из людей-кошек выходят неотразимые соблазнители и вообще все те мужчины, которых женщины называют коварными! К числу людей-кошек принадлежали Одиссей и Ганнибал, Перикл и маршал де Ришелье; сегодня именно из этой расы вышли многие наши законодатели мод и некоторые государственные мужи, например господин де… Впрочем, мы не хотим никому польстить.

Но это еще не все: следует учитывать также плоды воспитания. Человек-собака, выросший среди людей-кошек, может, ценою неустанного труда, приобрести иные из полезных пороков своих хозяев и утратить иные из своих пагубных добродетелей; он сделается более подозрительным и менее великодушным; он научится притворяться и действовать расчетливо; он сохранит природную доброту, но научится ловко увиливать от тех, кто желает этою добротою злоупотребить; он придаст лоск своему сердцу и уму, иначе говоря, будет предан, зная меру, и совестлив, не идя на жертвы; в общем, он усвоит некоторые дурные чувства и тем усовершенствует свой характер. Из людей-собак, воспитанных среди кошек, людей-собак, воспитанных, например… в Нормандии[296], получаются восхитительные префекты и банкиры, фабриканты и промышленники; все они порядочные люди, знающие свет; они никогда не позволят себя обманывать, но и сами никого обманывать не станут, одним словом, при необходимости пойдут на хитрость, но не погрешат против совести; они пленительны, поскольку манеры их элегантны, а речи кокетливы; они умеют понравиться собеседнику, поскольку знают, что ему понравиться не может; они разом искренни и льстивы, простодушны и недоверчивы, очаровательны и угрюмы; они, что называется, оригинальны; они любезны и зачастую любимы.